Доверься мне - Кристен Каллихан

Я уже на полпути к ярости, но потом вспоминаю о том, как он держал меня, менял простыни, пел мне песни. В этом весь он. Джон многогранен — ни в коем случае не совершенен — но он никогда не поступает жестоко. Он бы ответил на мои сообщения и звонки.

Внезапно мои внутренности покрываются льдом. Что-то не так, а я провела дни, дуясь, в то время как стоило бы рассуждать объективно. Прошли дни.

Не думая дважды, я направляюсь к террасе и перепрыгиваю через стену. Когда стучу в стеклянную дверь, никто не отвечает. Я должна вернуться домой, но не могу, потому что инстинкты заставляют меня продолжать идти.

Дверь не заперта, и с ним действительно стоит провести беседу о безопасности. Но я, в конце концов, внутри.

— Джон? — зову в гостиной, думая, что сердце стучит слишком сильно.

Я не хочу бояться тяжелых мыслей. Не хочу волноваться о нем в этом смысле. Но я переживаю.

Здесь царит атмосфера заброшенности, как будто он ушел. Может быть, Джон куда-то уехал. Он не обязан сообщать мне о приходах и уходах. Но раньше я слышала музыку, так что знаю, что здесь кто-то был.

Кожу покалывает от очередной волны холодного страха.

— Джон? — зову я уже громче.

Откуда-то сверху слышу скрип, а затем голос Джона: грубый, хриплый и ошеломленный.

— Стелла?

Мне стоило проявить вежливость и дождаться, пока он спустится. В конце концов, это я вломилась в его дом. Снова. Но тороплюсь вверх по ступенькам. Мне просто нужно увидеть его, удостовериться, что он в порядке.

— Ты в приличном виде? — выкрикиваю, будучи уже у его спальни.

Слышится еще скрип, как будто он перемещается по кровати.

— Господи. Я не голый, если ты об этом спрашиваешь. — Следует долгая пауза, а потом он добавляет: — Но могу раздеться.

От звука его голоса и знакомых шуток меня переполняет облегчение.

— Просто хотела предупредить, что поднимаюсь, — отзываюсь я и, клянусь, он бормочет: «Зануда».

И уже громче произносит:

— Тебе нет нужды предупреждать меня.

Джон подтрунивает, как и всегда, но ему не хватает обычной энергии. Дверь спальни приоткрыта, и я толкаю ее внутрь.

Здесь темно, шторы задернуты и не пропускают дневной свет. Он растянулся на большой кровати и пялится в потолок, хотя точно знает, что я здесь. Замедляя шаг, я осматриваюсь, потому что не такой ожидала увидеть комнату Джона.

Черные велюровые стены, тяжелые портьеры в тон, полированная деревянная мебель, картины маслом в золоченых рамах — я словно вышла из Нью-Йорка и попала прямо в английскую сельскую местность, только немного более современную.

— Ну, — произношу, проводя пальцем по кожаному креслу с подлокотниками цвета табака, стоящему перед черным мраморным камином, — здесь уютно.

Джон фыркает, но продолжает смотреть вверх.

— Киллиан зовет это декором старушки.

Так и есть. Но это мило, в стиле «это произошло из больших денег».

— Очень в стиле «Аббатства Даунтон». С ноткой «Семейки Аддамс».

И вот Джон смотрит на меня, наблюдает за моими движениями. На нем спортивные серые брюки и потрепанная футболка оливкового цвета. Густая щетина покрывает подбородок, но он выглядит достаточно чистым. Мы не виделись несколько дней, и мне его не хватало. Даже несмотря на этот странный, отстраненный взгляд, которым он меня окинул, я по нему скучала.

Я могла бы обманывать себя и говорить, что не осознавала, насколько сильно скучаю по нему. Однако прекрасно знаю. Мне стало не хватать этого мужчины в ту секунду, когда он покинул место рядом со мной. Я хотела умолять его остаться. Позависать со мной не из-за того, что чувствует себя обязанным позаботиться обо мне, а потому что хочет быть рядом.

— Большинство вещей принадлежали моей бабушке, — сообщает он. — Думаю, они напоминают мне о детстве.