Доверься мне - Кристен Каллихан

— Как только я узнал об этом, то сразу же спросил доктора Стерн о поцелуе. Была ли ты в безопасности. Она заверила меня, что все в порядке. Но я немного испугался, когда у тебя заболело горло.

Я бы тоже испугалась. Когда мысли простреливает страх, логика срабатывает не всегда.

Он серьезно смотрит на меня снизу вверх.

— Я должен был тебе сказать. Но, черт возьми, если бы я мог найти приемлемый способ сказать: «О, эй, я знаю, что ты думаешь обо мне плохо, но позволь добавить еще кое-что к этому списку».

— Я не думаю плохо о тебе, Джон. — Он должен это знать.

Джон сжимает кулаки, а затем сгибает пальцы, словно пытаясь стряхнуть что-то с себя.

— Я испорчен, Стелла.

— Ты не испорчен, — выдавливаю из себя. — Курс хороших антибиотиков вылечит тебя и жизнь продолжится.

Он фыркает, его брови взлетают вверх в выражении смущенного раздражения.

— Я прошел курс лечения. Теперь я чист. Уже две недели.

— Тогда что ты имеешь в виду…

— На мне теперь всегда будет висеть ярлык, — прерывает он. — Джакс Блэквуд — порченный. Жалкая шутка. Облажавшийся…

— Прекрати, — выдыхаю я. — Прекрати это дерьмо немедленно.

— Какое дерьмо? — хмурится он.

— Ты считаешь себя испорченным и жалким из-за того, что заразился ЗППП? Знаешь, сколько людей заражается болезнями? Сколько людей гибнет из-за одного человека? И их ты собираешься называть так?

На его лице проступает упрямое выражение, и Джон отворачивается.

Я продолжаю давить.

— Я сомневаюсь, что люди ищут болезни. И даже если будут действовать безответственно, разве это имеет значение? Не вешай этот позор на них, на себя. Не будь одним из тех, которые ведут себя так, будто их дерьмо не воняет, которые думают, что, опозорив других облажавшихся или столкнувшихся с несчастьем, это защитит их от беды. Это в лучшем случае ложное утешение, а в мире и так слишком много осуждающих.

Джон проводит рукой по лицу и вздыхает.

— Можем пропустить лекцию? Я просто рассказываю, что мир уже думает обо мне.

— Мне наплевать, что мир думает о тебе, и тебе должно быть тоже.

Он сводит брови.

— Вот так просто, да?

— Да.

Его щеки окрашиваются в красный, когда он садится и наклоняется ко мне.

— До тех пор, пока приливная волна осуждения не омывает твой путь, ты не имеешь ни малейшего понятия. Нет, я не хочу париться по поводу того, что думают люди, но парюсь. Я это чувствую. Прямо здесь. — Он указывает пальцем на свою грудь. — Чувствую каждый раз, когда выхожу на улицу, и кто-нибудь узнает меня. Раньше на меня смотрели с обожанием. А теперь либо с жалостью, либо с ухмылкой, либо и то, и другое, и я, блядь, ненавижу это. Но больше всего ненавижу то, что мне не все равно.

Слова звенят в наступившей между нами тишине. Джона захлестывает гнев, его грудь поднимается и опускается от волнения. Я не отвожу взгляда, потому что это кажется мне предательством.

Прочищаю горло, словно проглатывая потребность коснуться этого мужчины.

— Мне жаль. Неправильно, что на тебя набросились все эти ханжи. Ты прав, я понятия не имею, как это, должно быть, ощущается. — Поднимаю руку, а потом позволяю ей упасть. — Мне жаль.

С тяжелым выдохом его покидает скованность, и Джон снова опускается на диванные подушки.

— О, черт, не смотри на меня так. Я не вынесу этого.

— Как? Никак я не смотрю.

Я и правда не смотрю так… мое сожаление настоящее.

С легкой улыбкой на лице он кивает в мою сторону.

— Да, смотришь.

— Нет. Клянусь, Джон.

Его улыбка становится шире. Но она слабая и усталая.

— Ладно, тогда взгляд. Большие, грустные синие глаза, полные переживания и разочарования. Мне больно это видеть.

Я кривлю губы, пытаясь сдержать улыбку, ведь знаю, что больше он не злится.

— Меня огорчает, что я еще больше усугубила твое горе. А ведь просто пыталась помочь.

Джон хрипло смеется.