Темный грех - Нева Олтедж

По-итальянски Нера означает "черная". Но он не мог этого знать, ведь я никогда не называла ему своего имени.

Мой демон склоняет голову набок, его взгляд опускается к моим губам.

— Да. Но с другой стороны, оно также означает свет. Сияние. Или яркость.

— И откуда ты это знаешь? — Мой голос теперь едва слышен.

— Я слышал, как один из твоих друзей произнес твое имя.

Я делаю шаг ближе, так что оказываюсь между его ног, и наши глаза оказываются почти на одном уровне, и глажу его по подбородку, стараясь не задеть порез на щеке.

— Когда?

— Несколько недель назад. Ты выходила из бутика в центре города.

Да, я помню тот день. Я составляла компанию Дании, пока она ходила по магазинам в поисках новых сапожек. Приятная дрожь, которая ассоциировалась у меня с ним, присутствовала все это время, и я постоянно оглядывалась через плечо.

— Я тебя не видела.

— Меня видят только тогда, когда я этого хочу.

— А как же те другие разы, когда я замечала тебя?

— Может, я хотел, чтобы ты видела меня.

— Почему?

— Так ты могла беззаботно веселиться с друзьями. И знать, что с тобой ничего не случится, потому что я присматриваю за тобой, тигренок.

— Тигренок? Ты знаешь мое имя. Почему ты не используешь его?

— Я услышал его случайно. Ты никогда не давала мне его. Я не люблю пользоваться вещами, которые мне не давали. Это воровство.

— У тебя уникальные принципы для преследователя. — Я перевожу взгляд на его губы. — Могу я открыть тебе секрет?

— Да.

Я наклоняюсь вперед, пока мои губы не оказываются почти у его уха, и шепчу:

— Мне нравится, что ты присматриваешь за мной, демон.

В течение нескольких молчаливых мгновений он сохраняет невозможную неподвижность и почти не двигается — наше учащенное дыхание — единственный звук в комнате.

— Я бы хотела делать гораздо больше, чем просто присматривать за тобой. — Он берет мое лицо в свои ладони, и, хотя его прикосновения легки, я чувствую каждую клеточку на его коже. — Но некоторым вещам не суждено случиться.

Он продолжает обнимать мое лицо, когда встает, его массивное тело отбрасывает тень, когда он возвышается надо мной.

— Уже уходишь? — Я спрашиваю.

— Чтобы свет засиял, тьма должна отступить. Это то, чему суждено быть.

Его руки опускаются, и я наблюдаю за его широкими плечами, когда он направляется к внешним дверям.

— И все? — кричу я ему в след. — Ты появился из ниоткуда, попросил меня подлатать тебя, а потом просто ушел?

— Я хотел поговорить с тобой. Все-таки, мне приходится прибегнуть к воровству.

Я не хочу, чтобы он уходил. Я никогда не знаю, сколько времени пройдет, пока он решит снова показаться.

— Могу я украсть тебя? — выпаливаю я, когда он переступает порог. — Только на одно воскресное утро.

Он останавливается.

— Зачем?

— Хочу тебе кое-что показать.

Склонив голову набок, он несколько мгновений наблюдает за мной, прежде чем ответить.

— В следующее воскресенье. В восемь часов. Я буду ждать тебя перед твоим домом.

— Может, мне дать свой номер? На случай, если что-то случится и ты не сможешь прийти?

Он смотрит на меня через плечо, и кажется, что его глаза пронзают меня насквозь.

— Даже если начнется ад, я буду там, тигренок.

Его длинная коса развевается в воздухе, когда он отворачивается и исчезает в ночи.

ГЛАВА 13

Люди. Толпы людей снуют между прилавками, заваленными выпечкой, консервами, рассадой и удивительным для начала сезона количеством фруктов и овощей, лавируя между расставленными в ряд ящиками с тем же самым товаром, и задерживаются у других столиков, чтобы поторговаться с продавцами, выглядящими несколько обезумевшими от страха. Старые, молодые, с цепляющимися за них детьми — все они толкаются друг с другом, пробираясь между прилавками.

Это гребаный кошмар.