Спасение - Селена Уинтерс

Я тяжело сглатываю и поворачиваюсь к нему лицом. Мои глаза опускаются к чернилам, виднеющимся над его священническим воротником.

— Я догадывалась. — Я качаю головой. — А чем ты занимался раньше?

Он наклоняется ближе, его теплое дыхание щекочет мне ухо, когда он шепчет: — Я был плохим человеком, Мэдисон. Человеком, который не задумываясь разорвал бы на части такую девушку, как ты.

Его слова должны были бы напугать меня, но они не пугают.

Его темные глаза поглощают меня целиком, и я снова чувствую притяжение, которое пугает и будоражит меня. Это неправильно, я знаю, но что-то в Данте меня завораживает. Борясь с трепетом в животе, я отвечаю на его вопрос: — Ну, полагаю, мне не помешает совет.

— Совет? — Глаза Данте искрятся весельем, — Что ж, позволь дать тебе один совет. Всегда выбирай цвет, который нравится тебе, а не трендовый. Если, конечно, ты не фанат зеленого авокадо и горчично-желтого из 70-х.

Я смеюсь.

— Что, ты думаешь, я не буду хорошо выглядеть в окружении горчично-желтого?

Его улыбка становится шире, делая его лицо еще более великолепным, чем я могла предположить.

— Ты будешь хорошо смотреться в окружении чего угодно.

Лесть — это не то, к чему я привыкла. Сердце замирает, и я качаю головой, пытаясь избавиться от этого чувства.

— Не думаю, что священник должен говорить женщине такие вещи.

— Почему? — Данте отвечает, не отрывая от меня взгляда. Веселая нотка в его тоне исчезла, сменившись чем-то более мрачным. Я чувствую, как учащается сердцебиение, а в животе нарастает трепет. — Священник не может делать комплименты женщинам?

— Не женщине, которую он ублажал прошлой ночью посреди церкви, — шепчу я.

Его глаза темнеют, и он подходит ближе, нависая надо мной.

— Осторожно, Мэдисон. Мы же не хотим, чтобы тебя кто-нибудь подслушал, правда?

Я вздрагиваю, когда его голос приобретает угрожающие нотки.

Едва слышно шепча, я отвечаю: — Прости, я не думала…

Он обрывает меня, подходя ближе, его глаза не отрываются от моих.

— Ты слишком много думаешь, — заявляет он, его голос едва превышает шепот. — Иногда лучше чувствовать.

Его пристальный взгляд и напряженная атмосфера между нами бьют током. Я тяжело сглатываю, стараясь не думать о том, как сильно я его хочу.

— Прошлой ночью я хотела, чтобы ты заставил меня почувствовать, но ты отказался.

Его челюсть сжимается.

— Потому что это было не то место и не то время, маленькая лань. — Он придвигается ближе, так что между нами остается едва ли дюйм. — Не волнуйся. Я намерен сделать тебя своей, когда придет время.

Я качаю головой.

— Тебе запрещено быть с женщиной.

Его губы подергиваются, словно он раздумывает, смеяться ему или хмуриться.

— Да, — признает он, и я вижу борьбу в его глазах. — Но я не скажу, если ты не скажешь.

У меня дыхание перехватывает в горле.

— Я не скажу, — обещаю я, и мой голос дрожит.

Губы Данте кривятся в улыбке, и он наклоняется ближе, его дыхание согревает мою щеку.

— Хорошо, — пробормотал он.

Его рука тянется вверх, и пальцы нежно заправляют распущенный локон за ухо. Его прикосновение заставляет мое сердце трепетать в груди.

Я оглядываюсь по сторонам, с болью осознавая, что мы находимся в общественном месте, но в магазине довольно пусто.

— Я намерен заставить тебя почувствовать, маленькая лань, — дышит он, наклоняясь близко к моему уху. — По-настоящему почувствовать. И как только я это сделаю, пути назад уже не будет.

Его слова вызывают трепет возбуждения в моем животе. Запрещено это или нет, но я знаю, что играю с огнем. Но с Данте я не могу не хотеть обжечься.

Его взгляд не отрывается от меня.

— Не хочешь поужинать у меня сегодня вечером?

Я моргаю.

— А священникам разрешается приглашать женщин к себе домой на ужин? — поддразниваю я, пытаясь разрядить повисшее в воздухе напряжение.