Что, если? - Юлия Резник

– Есть хоть малейший шанс, что ее признания слышали только мы? – вместо того, чтобы ответить, перефразирует Герман.

– А, да. Ребята слишком далеко стояли. Она же почти шептала. Так это правда, выходит?

– Не знаю. Но, Коль, если это как-то просочится наружу…

– Да ты чего?! – шипит Михалыч. – За кого ты меня принимаешь? Нет, я, конечно, косячу в последнее время, но… Ты тогда меня лучше уволь, к хренам! Но не обижай подозрениями!

На эмоциональную речь начбеза Герман коротко кивает.

– Проехали.

Михалыч немного расслабляется. Чешет плешь:

– Как я понимаю, подробностей от тебя мне не дождаться?

Глухов неопределенно пожимает плечами. Какие бы у него ни сложились отношения с Кабановым, некоторые подробности его жизни были и остаются тайной для всех. Таков его путь. Он не сам его выбрал, но это тот самый случай, когда из игры живым не выйдешь. Слишком много на нем завязано.

– Очевидно, ее видения из той же области, что и способности отмудохать, даже пальцем тебя не коснувшись? – Глухов поднимает на Михалыча строгий укоризненный взгляд. Тот примирительно выкидывает перед собой руки: – Нет-нет, я не лезу… Но, Гер, это как раз видели все.

– Болтают?

– Не-а. Наоборот, притихли. Словно мешком прибитые.

– Значит, расслабься. Уверен, очень скоро они найдут какое-то рациональное объяснение увиденному. Скорее всего, заставят себя поверить в то, что им просто почудилось. Так комфортнее психологически. Да и ты не забивай голову.

– Легко сказать – не забивай. Ага.

Михалыч закатывает глаза. Снова ведет по лысине. Зачем-то кобуру поправляет.

– Что будем делать?

– Жить.

– Мне так всем и сказать? – скисает Михалыч. – Ты же видел, что они, – кивает на дверь, – растерзать ее были готовы.

– Это до того, как ты скомандовал «фас». Потом мужики здорово растерялись.

– А ты бы хотел, чтобы было иначе? – изумляется начбез.

– Да нет, Коль. На кой мне здесь конченые отморозки?

Разговор прерывает телефонный звонок. На том конце связи Елена. Не ответить невесте Герман не может. Тем более что в последний раз он и так ее вызов сбросил.

Так нравящийся ему голос на этот раз скорей походит на визг.

– Ты почему мои вызовы сбрасываешь?! Я напугана до трясучки! Все каналы трубят о том, что на тебя было совершено покушение!

– Эй! Эй… Все нормально. Раздули из ничего проблему. Тебе ли не знать, как журналюги это умеют сделать.

– Точно? Ты же меня не обманываешь?

– Да в чем?

– Ты не пострадал?! Тут ведь сообщалось, что ты находишься в коме!

– Бред. Я цел и невредим. Прилетай и убедись своими глазами.

И вроде Герман говорит это в шутку, но когда Елена начинает лепетать о том, что она не может, что у нее гастроли, он напрягается. И вспоминает почему-то, как Имана однажды закрыла его своим телом, и что только благодаря ей, похоже, он до сих пор жив. Продолжение разговора требует от Глухова некоторого душевного усилия. Елена зазывает к себе. А он не может. У него запланирована долгая поездка на север. Там два важных, практически ключевых для него города. Ничего не отменить и не перенести. Да и не так уж он соскучился по невесте, чтобы вот так срываться. Он же не прыщавый подросток, ну правда. На нем такая ответственность, что ой…

Прощается едва ли не с облегчением.

За окном протяжно воет Волк. Этот звук за последнюю неделю стал для Глухова почти родным. Маленький зверь тоскует. И уже пару раз сбегал, добавляя охране головняков. То подкоп соорудит, гаденыш, то сетку, огораживающую наспех сколоченный вольер, умудрится перепрыгнуть.

Герман плетется в душ. Он дьявольски устал. Но ему еще нужно записать видеопослание, которому полагается развеять кривотолки касательно его состояния. Политтехнологи шутят, что для этого Глухову надо будет выглядеть свежим, как майская роза.