Что, если? - Юлия Резник

Напоследок Герман чуть ведет бровью. В воздухе повисает неозвученный им вопрос: что проверка? Михалыч едва заметно ведет головой. Значит, все чисто. Пока… Впрочем, это не означает, что они не будут копать дальше. Просто если у девчонки какие-то свои цели, лучше чтоб она была на виду. Как говорится, держи друзей близко, а врагов еще ближе. Ощущение возможной опасности неожиданно будоражит. А он-то всерьез верил, что слез с адреналиновой иглы. Ага, как же.

Глубоко вдохнув, Герман толкает дверь в спальню. Елена дожидается его в шикарной ванне, установленной тут же у панорамного окна. Ее смуглая кожа поблескивает золотом в мягком свете. Почувствовав его взгляд, женщина вскидывается. С неприкрытой жадностью смотрит, как Глухов разоблачается. А после вольготно закидывает ногу на бортик и, абсолютно бесстыже глядя ему в глаза, начинает лениво поглаживать себя пальцами между ног. Герман замирает, в очередной раз пораженный ее раскованностью. Хотя Глухов сам далеко не ханжа, в поведении невесты ему иногда чудится какая-то отталкивающая разнузданность. И он сам себе не может объяснить, что же его настораживает. Чувствуется в ней некая червоточина, странный надрыв. Но он никак не успевает углубиться в это мимолетное ощущение. Не успевает его проанализировать. Потому что оно улетучивается так же внезапно, как и появляется. Чертовщина какая-то.

– Ну чего стоишь? Разве ты не соскучился?

Глухов дергает краешком губ в усмешке. Забирается в ванну к невесте. Вода, качнувшись, льется на пол. Елена хихикает. И вот опять становится непонятно, что же его насторожило.

– Соскучишься тут, Лен. Голова кругом.

– А я скучала.

Она приподнимается, меняя положение. Укладывается Герману на грудь, придавливая бедром стремительно наливающуюся плоть. Над шапкой пены показываются два маленьких почти черных соска. Змеи мокрых волос струятся по груди, аж до самой задницы. По которой Глухов с удовольствием распластывает ладонь. Позволив себе, ведь можно представить, что последних двадцати трех лет не было. И не было предательства той единственной, кого он любил… Что она жива. И в его руках. Теперь, когда его чувства находятся в контролируемой коме, даже и не верится, что когда-то было иначе.

– Гер, ну что ты молчишь? Я тебя сейчас ревновать начну!

– К кому? К шаману? Или главе департамента природоохранных ресурсов? – лениво тянет Глухов. Женщина в его руках прыскает. Легонько бьет кулачком в живот. А у него пресс сокращается как по команде, пружинит. И отдает ощутимой болью там, где он пропустил сильный удар ногой.

– Да что – не к кому? Вон хоть бы к той белобрысой, что с Михалычем расхаживала. Что это за мадам, кстати?

– Боец. Думаю ее в твою охрану поставить.

– Вот эту? Шутишь? Нет уж. Давай все оставим как есть. Парни на фотографиях с красных дорожек эффектнее смотрятся. А эта моль, Гер, как-то несолидно выглядит. Ее же соплёй убьешь.

Глухов вздыхает. Да, многие звезды нанимают охрану для большего пафоса. Но в его случае наличие охраны – насущная необходимость. Хреново, что Елена не понимает, что хорошим специалистом телохранителя делает не шкафоподобный размер, а аналитический ум.

– Кстати, спасибо, что приехала. Это было важно.

– Я же обещала.

Елена игриво прикусывает Герману ухо и, оседлав его, по воде скользит вверх-вниз, вверх-вниз. Он позволяет. Касается темных сосков пальцами. Щиплет. Ей нравится грубость. Раскосые глаза заволакивает туман, пухлые губы приоткрываются, демонстрируя маленькие белые зубки. Те хищно блестят в лимонном свете, льющемся из окна. Бушующая весь день метель постепенно стихает. С улицы доносится смех кого-то из его пацанов. И неожиданно громкий вой…

Елена вздрагивает. Резко отшатывается.

– Испугалась?

– Ненавижу этих тварей. Всю жизнь меня ими пугали.

– Тебе ли не знать, что волки предпочитают держаться в стороне от людей.

– Не тогда, когда ты посреди оленьего стада.