Что, если? - Юлия Резник

Телом Германа прокатываются волны мерзкой дрожи. На висках выступает пот. Слышать ее и сладко, и одновременно с тем мучительно больно. Он чего уже только не надумал за это время. Он какие только силы ни задействовал, чтобы ее найти. Он провел столько бессонных ночей, ругая себя. Ругая ее… Допрашивая собственных же людей, на растерзание которым сам же ее и отдал. Ни единой зацепочки не нашел. И тут она сама. Сама ему звонит. А ведь могла бы, вполне могла не звонить. Даже если бы узнала, кто ему угрожает на самом деле. Потому что он, мудак, этого не заслуживает. Но позвонила, да. А значит, ей не все равно, значит, может быть, у него еще есть шанс.

Или нет. Ведь ответом ему гудки…

Глухов отводит телефон от уха, растерянно глядя на экран. Спешащие к гардеробу люди недовольно обходят его, застывшего посреди коридора.

– Все нормально? – хмурится Михалыч, поглядывая на телефон шефа так, будто это, по меньшей мере, бомба с часовым механизмом.

– Да. Наверное, да… Господи, она жива, Коля… Она жива.

Говорит, а у самого внутри цветы распускаются. И вообще ничего больше неважно. Вообще. Ничего. Ни выборы эти дурацкие. Ни судьба целого региона. Ни уж тем более разборки с Еленой. На кой черт он вообще сюда приперся? Если Имана там. Точно там. Глухов это чувствует.

Прикрыв глаза, погружается глубоко в себя. Лучше бы, конечно, ему в другом месте это сделать, но он не может ждать. Давай же, пожалуйста! Ну давай… – подгоняет в горячке. И, наконец, с облегчением нащупывает их – тоненькие золотистые ниточки, тянущиеся от сердца…

– Герман! Ты чего не заходишь?! Поверить не могу, что ты здесь! Вот так сюрприз! Я своим глазам не сразу поверила, когда тебя увидела, представляешь? Пойдем скорей в гримерку, пока фанаты не набежали… Позавчера целый час раздавала автографы. А на улице, между прочим, была страшная холодрыга… Нет, ну как же тебе удалось вырваться?

Елена тащит его за руку в сторону гримерки, безостановочно треща. За ними след в след идет охрана Германа и еще несколько человек в штатском.

Глухов прикрывает за собой дверь в тесную комнатушку. Елена, закусив губу, заводит руку ему за спину и проворачивает замок. Костюм она уже успела снять. А вот парик – нет. И оттого ее ужимки смотрятся особенно вульгарно. Герман даже не пытается скрыть написанной на его лице брезгливости.

– Что-то не так? – тушуется Елена.

– Да нет. Все нормально.

– Тогда… – томно вздыхает, ведет пальчиками в разрез на груди, – может быть…

– А ты хочешь?

Он, конечно, представлял, как это для нее было… Их секс, и все такое. Неужели каждый раз через силу? Нет, Глухов, конечно, в курсе, что те же спецслужбы используют женщин вот так, но там барышни в основном идейные и проработанные, а эта? Что ее держит у Бутова на поводке? Любовь? В это ему ну никак не верится.

– Конечно. Я очень соскучилась.

– М-м-м… И насколько сильно?

– Показать? – проказливо улыбается Елена.

Глухов может продолжать этот спектакль и дальше. Но он не хочет. Потому что глядя на Елену, он видит перед собой не взрослую женщину, а только-только вошедшую в пубертат девчонку, которая зачем-то спуталась с мужиком втрое старше и тем самым себя погубила. Свидетели, которых они нашли, говорят, что шлюшку Ленку даже ни к чему принуждать не пришлось. Что за деньги она была согласна на все, и потому так быстро Бутову надоела. И никому ведь в голову не приходит, что в этой ситуации вина целиком и полностью лежит на взрослых! Но никак не на ней… И потому, да, он ее жалеет. Пусть прошлое совершенно не оправдывает того, что она делает сейчас.

– Нет, Лен. Прекрати. И давай уж, умойся.

– Боишься, что я испачкаю твой красивый костюм гримом?

– Дело не в этом.

– А в чем?

– В том, что там, куда тебя заберут, возможность снять макияж у тебя появится нескоро.