Всегда твой - Кай Хара

Ее глаза стекленеют, а веки трепещут до полупомешательства, когда желание расширяет ее зрачки. Они расширяются до тех пор, пока не съедают остатки радужной оболочки.

Я хватаюсь обеими руками за пуговицу ее джинсов и расстегиваю ее, затягивая за собой молнию. Моя рука пробирается под рубашку и бежит по ее упругому животу до самых пышных сисек.

Когда речь заходит о ее груди, я схожу с ума. Я отчаянно хочу увидеть их, зная, что они покрыты синяками и следами укусов, которые я там оставил.

— Раздевайся, — приказываю я.

Она подчиняется, встает и смотрит на меня сверху вниз, где я все еще сижу, глядя на нее немигающими хищными глазами.

Она снимает туфли, затем берется за пояс джинсов и медленно стягивает их по бедрам и ногам, поглядывая на меня при этом. Я с трудом сглатываю, когда вижу ее попку, обтянутую симпатичными стрингами с сердечками.

Я хочу испортить ее.

Уничтожить ее.

Оставить ее.

Я хочу вырвать свои волосы, потому что чего же я хочу на самом деле?

Она наклоняется, приближая свой рот к моему уху. Я думаю, что она собирается заговорить, но тут раздается щелчок, а затем я чувствую, как металл смыкается вокруг моих запястий.

— Я же говорила, что отыграюсь на тебе, — самодовольно говорит она, отступая назад и показывая, что приковала оба моих запястья к ручкам кресла.

Я дергаю за наручники, но они не поддаются. Я поднимаю взгляд и встречаюсь с ее взглядом.

— Отпусти меня, — требую я.

— Нет. — Она хватает свою рубашку и стягивает ее через голову, стоя передо мной в одних лифчике и трусиках.

Я двигаюсь на своем месте, чувствуя беспокойство и животную потребность сорвать эти цепи со своих запястий и наброситься на нее.

— Сикс, — предупреждаю я.

— Нет, — снова щебечет она, на этот раз переместив руки на спину, чтобы поработать с застежкой лифчика.

— По крайней мере, запри дверь. — Я говорю, мой тон граничит с мольбой, а мой взгляд мечется туда-сюда между ней и дверью.

Рис улетел в Чикаго, чтобы вернуть Тайер, так что Роуг и Беллами — единственные, кто здесь есть, но если он войдет и увидит Сикс в таком виде, я плесну ему кислотой в глаза, к черту его девушку.

Я стону, когда лифчик спадает с ее рук, обнажая сиськи и пирсинг, единственная причина существования которого, как я уверен, заключается в том, чтобы дразнить меня.

Я нахожусь где-то между возбуждением от того, какая она чертовски горячая, разочарованием от отсутствия контроля над ситуацией и доведением до безумия от мысли, что кто-то еще увидит ее такой.

— Я не против того, чтобы она была открытой.

Я зарычал, скривив губы, чтобы обнажить зубы.

— Беги, пока еще можешь.

— Я не боюсь тебя.

Сикс — наполовину хорошая девочка, наполовину бунтарка. Наполовину невинная, наполовину искусительница и соблазнительница. Две стороны одной монеты, обе из которых я хочу, чтобы принадлежали мне и только мне.

— Что бы ты ни сделала со мной, знай, что я сделаю с тобой вдесятеро больше. Я доведу тебя до оргазма и превращу каждое мгновение удовольствия в боль. Я не остановлюсь, пока ты не начнешь кричать о пощаде, и даже тогда я не дам тебе ее.

— Покажи мне свое худшее.

Я рычу, и это превращается в стон, когда я вижу, как она снимает свои трусики и поднимает их, держа в руке.

— Отдай их мне. — Я хрюкаю, мой голос не более чем гортанный хрип.

— Куда мне их положить? В твою руку? В карман рубашки? — спрашивает она, бессовестно стоя передо мной обнаженной.

— Потри их о мое лицо, дай мне понюхать тебя.

Она краснеет, и в моей груди поднимается садистское удовлетворение от того, что я вернул себе крошечную часть контроля.

Она делает то, что я прошу, подходит ближе ко мне и подносит их к моему лицу. Я наклоняю голову и трусь носом о ее трусики, глубоко вдыхая, как человек, задыхающийся от нехватки воздуха.

— Черт, ты хорошо пахнешь.

— А чем я пахну?