Преданный друг - Юлия Леру

— У Ники есть причины его защищать, правда, Ника? — замечал ровным тоном Егор, и я косилась на него и умолкала.

Я не сразу тогда поняла, что Егору не нравится Жерех и еще больше не по душе мое вдруг проснувшееся к нему чувство благодарности. Узнала совершенно случайно, тогда же, когда сам Егор узнал о моих собственных страданиях по поводу Наили.

Неужели уже тогда это все у них началось? — спрашивала я себя, погружаясь в воспоминания, пока мы с Жерехом шли к моему дому, — неужели уже тогда?..

* * *

В том году лета почти не было. Говорили, что это какой-то циклон Эль Ниньо и глобальное потепление, из-за которого на территории России скоро установится вечная осень, и старики в тот год как-то особенно часто вспоминали зимы пятидесятилетней давности и лета — и говорили, что не видят таких зим и таких лет уже давно.

Потеплело только уже ближе к осени. Речку Ветлу — ее с легкой руки какого-то фаната Толкиена в то лето окончательно переименовали в Ветлянку — облепили отдыхающие, и Лаврик со своей Майей пропадал там целыми днями. Сегодня не было исключением.

Ника и Егор тоже были всегда не прочь посидеть на берегу реки и понаблюдать за закатом, но не в ту осень. Не после августа, когда Егор ее поцеловал. Не в дни, когда реальность расплывалась вокруг, а значение имели только Его или Ее слова и присутствие.

Так что они ушли от Лаврика и Майи, оставив их одних на высоком берегу, и пошли по тропинке, болтая о школе и скором походе на озеро и едва ли замолкая на минуту — лучшие друзья, ни дать ни взять, ну разве что за руки держатся, да иногда улыбаются друг другу уж слишком загадочно. Сумерки уже накрыли сизой марью небольшую рощицу, отделяющую деревню от Ветлянки, но Егор с Никой хорошо знали дорогу, да и был у них с собой на всякий случай верный друг — фонарик.

С фонариком было не страшно. Даже идти мимо деревенского кладбища.

— Ой, — сказала Ника вдруг, замедляя шаг и обрывая на полуслове рассказ о том, как сегодня на физкультуре у девочек тихая Кравцова вдруг едва не подралась с Арсеньевой из-за Жереха прямо во время игры в волейбол. — А это что такое, ты слышишь? Гитара как будто, да?

И, может быть, они не решились бы свернуть с дороги в окутанную мраком рощицу, если бы не женский голос, звонкий и сильный, вдруг запевший под гитару знакомые им обоим слова:

— Штиль — ветер молчит,

Упал белой чайкой на дно.

Штиль — наш корабль забыт

Один, в мире скованном сном…

— Подойдем? — с надеждой спросила Ника.

— А давай, — кивнул Егор и пошел первым, прислушиваясь к звукам и ведя ее за собой.

Они выбрались на небольшую полянку на обратной стороне рощицы уже совсем скоро. Даже старшеклассники не рискнули бы бродить ночью в кромешной тьме, но деревья и река находились всего лишь через дорогу от крайней, правда, почти опустевшей улицы села; все тот же, но как будто совсем другой дикий мир, в котором можно печь на костре картошку, горстями закидывать в рот сорванную прямо с куста землянику и спать в спальных мешках, притворяясь последними выжившими на Земле.

На полянке горел небольшой костерок, и семь человек, три парня и четыре девушки, сидели вокруг, слушая песню. Играла на гитаре самая старшая из них, темноволосая, худощавая, высокая — но Ника уже заметила, что всем им едва ли исполнилось по четырнадцать лет.

Малолетки, подумала она с легким чувством превосходства, моментально забывая, что ей самой только полгода как сравнялось семнадцать.

Но девушка и в самом деле так здорово пела!

Увидев чужаков, выступивших на поляну из рощи, гитаристка замолчала и перестала играть. Остальные обернулись, с недоумением и легким раздражением на лицах глядя на незваных гостей. Ника оробела и уже готова была дернуть Егора прочь, но тот вдруг широко улыбнулся и шагнул вперед, к огню.

— Привет!

— Привет, — неохотно отозвались ребята.