Преданный друг - Юлия Леру

— Мы проходили мимо, услышали песню. — Он посмотрел на девушку. — Здорово поешь.

— Угу, — сказала она.

— Мы тоже любим «Арию». Ты будешь допевать до конца? Мы только одну песню послушаем и уйдем, правда.

Ребята переглянулись. Ника видела, что похвала и упоминание любимой группы не очень-то впечатлили певшую песню девушку, но неожиданно один из парней кивнул и резким, пронзительным голосом сказал:

— Сонька допоет… Не жалко. — Девушка-гитаристка стрельнула в него глазами, но промолчала. — Это… у вас, случаем, сигарет нет?

— Нет, — с сожалением сказала Ника.

— Есть, — сказал Егор и полез в карман под ее удивленным и вопросительным взглядом. — Лаврик забыл забрать. Ну ничего, меньше отравы в легкие попадет.

Он достал две сигареты из почти полной пачки и подал парню.

— Я Егор, а это Ника.

— Я Иван, — сказал парень, поджигая сигарету от костра, и теперь его голос звучал дружелюбно. — Благодарочка. Садитесь…присаживайтесь, место есть.

Пока Иван называл имена, им расчистили место у огня, отодвинув пакеты со снедью в сторону. Они разговорились. Это тоже были одноклассники, и они тоже выбрались вечерком посидеть у костра, попеть песни и испечь на углях картошку и яйца, пока позволяла погода.

— И страшные байки послушать, — добавил один из парней. — Как раз дошли до утопленников и удавленников, решили сделать музыкальную паузу.

Сигарета пошла по кругу — «цыганочкой», как это называли — и гитаристка Соня ее пропустила, вместо этого усевшись поудобнее на траве и начав вступление заново. Ника не удержалась и тоже запела вторым голосом, прислонившись к плечу Егора, сначала нерешительно, а потом, увидев одобрительные взгляды сидящих вокруг, громче, и они вдвоем закончили песню так здорово, что все зааплодировали.

— Ты тоже здорово поешь, — сказала Соня. Ника украдкой бросила взгляд на Егора, и от того, с какой гордостью он на нее смотрел, екнуло сердце. — Может, «Возьми мое сердце»? Знаешь?

Они спели «Возьми мое сердце», а потом переключились на Цоя, которого Ника тоже любила и с удовольствием пела, а потом испеклась картошка, и песни пока отошли в сторону.

— Ну, что там про утопленников, Коблик? — уплетая горячую картошку с солью и домашним хлебом, спросила одна из девушек. Ника порадовалась, что они сели поодаль: у нее вдруг заурчал от голода живот.

— А пусть гости расскажут что-нибудь страшное, — неожиданно вмешалась Соня, аккуратно отложив гитару в сторону. — А мы их за это картошкой и угостим.

— Да ладно тебе, мы их и так угостим, — буркнул Иван. — Берите, если хотите. Мы ее столько напекли, на два дня хватит… Забыли договориться, кто берет… короче, целое ведро ее притащили.

Ника и Егор взяли, и какое-то время все молча и с удовольствием ели.

Где-то над рекой пронзительно и тоскливо закричала птица — странный, потусторонний звук, похожий на плач, разнесся в воздухе, замирая вдали, а за ним следом — глухой женский крик, тяжелый стон будто из-под земли:

— Ох! О-ох!

— Гагара плачет, — сказала Ника негромко.

— По утопленникам, — добавил Иван с ухмылкой, которую безуспешно попытался скрыть. — Зовет на ночную прогулку вдоль рощи. Каждую ночь они ходят от реки к могилам и обратно, и каждую ночь слышен над берегом тяжелый гагарин клич…

— Если мимо могилок идти и такой клич услышать, можно и это самое, — нервно засмеялась одна из девушек.

— Да на кладбище как раз и не гагары кричат, — таинственным полушепотом заметил тот, кого назвали Кобликом. — Тампокойничкистонут. «Давит меня землица, давит! Выпусти меня, вы-ы-ыпусти-и-и»! — провыл он совсем уж замогильным голосом, и все уже приготовились засмеяться, когда Ника уставилась куда-то в темноту за его плечом и дрожащим голосом вскрикнула:

— Мамочки, это кто?!

И уткнулась в плечо Егора, прыснув, когда девушки с визгом сыпанули в разные стороны от костра.