Преданный друг - Юлия Леру

Здесь не было правильного или лучшего пути. Здесь были только его чувства и выбор, который он делал; и слова, которые говорила мама, он сказал себе уже миллионы раз.

— Значит, это то, чего ты хочешь? — спросил Егор прямо. — Чтобы мы с Никой расстались?

Казалось, она ожидала других слов и уж точно не такого резкого тона. Мама откинулась на спинку дивана и раздраженно хлопнула по столу ладонями.

— Да делай, что хочешь, раз ты не хочешь меня слушать, но знай, что ее и ее мальчишку я на порог не пущу.

— А если я женюсь на ней? — спросил он.

Мамины пальцы сжались в кулаки.

— Не женишься. Я тебе этого не позволю.

Егор оттолкнулся от кухонной тумбы, прислонившись к которой стоял во время разговора, и подался вперед, чтобы поймать мамин взгляд. Он постарался, чтобы слова прозвучали четко, потому что она, похоже, все еще не поняла: его короткие ответы и нежелание с ней спорить вовсе не означают, что он безоговорочно принимает все то, что она сказала.

Он просто принял это решение сам, и ему не нужно ее одобрение.

— Я не спрашиваю у тебя разрешения. Я спрашиваю, что ты сделаешь, если я женюсь.

— Я сказала: этого не будет! — Мама почти закричала, почти выкрикнула это ему в лицо. — И не смей в таком тоне со мной разговаривать, я — твоя мать!

Казалось, от крика зазвенели даже чашки в кухонном шкафу. В повисшем после него молчании стало слышно, как тикают висящие в коридоре часы и как чуть слышно шипит снова остывающий чайник.

— Не заставляй меня выбирать между вами, мама, — проговорил Егор, заглушая это тиканье и этот шип. — Подумай и опомнись.

Мама покачала головой; через мгновение ее глаза стали чужими и холодными, как и слова.

— Значит, «опомнись». Не думала я, что услышу такое от родного сына, но что ж… — Она поднялась, тяжело опираясь о столешницу. — Ты ведь уже выбрал. А что глупая мать со своими советами лезет, так это она ничего в этой жизни не понимает.

— Мама… — сделал он последнюю попытку, но Ульяна Алексеевна подняла руку, останавливая его, и Егор замолчал.

Он простоял, наверное, минут пять в пустой кухне умолкшего после этого тяжелого, непростого разговора дома, а потом, схватив ключи, вышел на улицу и направился к машине. Через пять минут он уже был у дома Ники, а еще через две она уже сидела рядом и, немножко стесняясь, тянулась к нему, чтобы поцеловать.

— Как дела, рыжик? — спросил он, как мог, запросто, ответив на поцелуй. — Уже соскучилась?

— Ну да, — пробормотала она уже совсем смущенно. — Кстати, пока не забыла, спрошу сразу. Мы хотим, чтобы ты пришел к нам вечером на ужин. Как раз и поговоришь с мамой, как ты и хотел. Ты ведь придешь? Я сказала, что да. Будет курица с фасолью.

Голос его мамывсе еще звучал в голове Егора, наполняя грудь холодом, но тепло поцелуя и голосаего Никипросачивалось в этот холод, прогоняло его и заставляло отступить.

— Приду, — сказал он и улыбнулся, когда увидел, как искренне она обрадовалась. — Как я могу тебе отказать?

ГЛАВА 33. НИКА

Мы покончили с ужином засветло, и я, на этот раз предупредив маму, как и было положено, отправилась ночевать к Егору. В пустом доме как будто все еще пахло горьковатым шипровым парфюмом, которым пользовалась Ульяна Алексеевна, и это напоминание об утре — и о том, чем оно закончилось, заставило мое сердце сжаться.

Я хотела расспросить Егора об их разговоре, но что-то подсказывало, что я и без этого уже все знаю — и ничего поделать не смогу.

Ульяна Алексеевна никогда не отступится. Она никогда не простит меня за зло, которое я причинила ее сыну, и переубеждать ее бесполезно. А значит, мне остается надеяться только на время. Ведь оно лечит…