Преданный друг - Юлия Леру

С легкой горчинкой в сердце — потому что прощание, пусть даже с человеком, который и не был тебе особенно близок, но нравился в глубине души, всегда несет грусть — мы добрались до дома Егора.

Держась за руки, почему-то почти прокрались через освещенный уличным фонарем двор к золотисто-коричневой деревянной двери, которая бесшумно открылась по просьбе ключа и впустила нас внутрь.

Внутри тоже было темно, и я разулась и вцепилась в руку Егора, чтобы его не потерять, но тут же по классике жанра споткнулась о собственную обувь и упала в его объятья. Его руки поймали меня, губы накрыли мои на середине вдоха — и в темноте это было иначе.

Ближе.

Ярче.

И в темноте тот огонь, который рвался из нас на свободу, стал крепнуть и разгораться — не обжигая, но наполняя собой, — и вскоре я чувствовала кожей каждый всполох этого огня, а сердцем — каждый быстрый удар другого сердца.

— Не боишься? — спросил Егор, совсем как тогда, переплетая мои пальцы со своими и увлекая меня дальше, в темноту.

— Не боюсь, — ответила я ему, и через несколько мгновений земля и небо перевернулись, а пламя рвануло ввысь.

ГЛАВА 31. ЕГОР

Он не хотел, чтобы все было сразу и быстро, но как может быть сразу и быстро то, что таится, бьется в тебе много лет и уже давно хочет вырваться наружу? А еще были виноваты эти последние дни: близость ее тела, объятья, поцелуи, запах волос — они преследовали Егора даже ночью, лишая сна и заставляя ворочаться в постели.

Это была его Ника.

Это был тот самый чертов второй шанс, в котором он, сам этого до конца не осознавая, так глупо и отчаянно нуждался. Надежда на то, что все еще может быть хорошо. Желание — еще одно глупое и отчаянное — избавиться от саморазрушительной злости и простить ее, Лаврика и себя за малодушие и слабость.

И теперь, когда она, уставшая от нежности и страсти, спала, свернувшись клубочком, в его объятьях, Егор понимал: хоть разбейся, хоть умри— он никогда не сможет полюбить никого другого. Он никогда сможет быть счастливым ни с кем другим, пусть даже этот кто-то другой будет свят, светел и непогрешим.

Они оба уснули поздно, но проснулся Егор отчего-то рано, будто нарочно, чтобы в полной мере осознать и восхититься тем, как приятно просто лежать в одной постели рядом с мягкой, согревающей его плечо своим дыханием Никой. Их тела крепко переплетались, и Егор поцеловал Нику в макушку и закрыл глаза, удовлетворенный осознанием и восхищением, намереваясь поспать еще…

— Я тоже проснулась, — пробормотала она почти тут же и зевнула, едва успев прикрыть рот ладонью. Теплая и доверчивая, эта ладонь тут же легла на его грудь, чтобы одарить сонной лаской, перед тем как снова спрятаться под одеяло. — Который час?

— Часов восемь, — предположил Егор, не найдя в себе сил отвернуться от нее, чтобы взглянуть на часы. Пододвинул Нику к себе ближе, зарылся лицом в ее волосы и улыбнулся, когда она запросто передвинула его руку себе на живот под одеялом и накрыла своей рукой. — Спи, рыжик. Можно еще спать.

Ника вздохнула.

— Нет, — сказала печально. — Надо домой. Мама у меня понятливая, конечно, но лучше я пораньше.

— Что пораньше? — спросил он, сразу же тоже огорчаясь.

— Повинюсь, — пояснила она. — Сегодня точно надо, она ведь ждала меня, наверняка легла спать позже. Зато в следующий раз уже сразу скажу: я приду утром, не жди.

— В следующий раз — это сегодня, да? — с нескрываемой надеждой в голосе спросил он.

Ника засмеялась: тепло, солнечно, беззаботно.

— Посмотрим, как мне понравится твое поведение.

— Уверен, что понравится, — заверил Егор.

Его рука выбралась из-под ее, поползла по животу выше, к другим, не менее привлекательным частям тела, и их общий смех растворился в поцелуях.