Незнакомцы на мосту - Джеймс Донован (1964)

Но нашего незамедлительного внимания требовали теперь так называемые предварительные процедуры и дебаты, предстоявшие на следующий день в Бруклине. Они касались жизненно важной даты начала суда, списка свидетелей обвинения (в особенности одного – по фамилии Хейханен), кандидатур членов жюри и окончательного варианта обвинительного заключения, где детально перечислялись вменяемые подсудимому преступления.

Мы провели несколько часов, обсуждая все эти темы, после чего разъехались. Я в кои-то веки оказался дома вовремя – к воскресному семейному ужину с запеченной индейкой. Оказалось, что мы вообще впервые сумели собраться все вместе после моего назначения двадцать семь дней назад. Я ненадолго вновь смог ощутить себя мужем и отцом. Разумеется, мне пришлось ответить на сотни вопросов, причем мой двенадцатилетний сын Джон интересовался серьезными материями – коммунистической системой и уголовным законодательством, в то время как дочек больше занимало, оставил ли Абель в России настоящую семью.

После ужина мы собрались вокруг пианино, и каждый прибавляя по строчке то здесь, то там, сочинили песенку «Рудольф Иванович Абель» на мотив «Рудольфа – красноносого оленя»[10]. Вот каким получился текст:

Рудольф Иваныч Абель

Счастливый был шпион,

И все шпики кричали:

«Король шпионов он!»

Но как-то ночью грозной

Явилось ФБР:

«Рудольф теперь распознан.

Он из СССР».

Так кончилась карьера,

И Абель не шпион,

Но всем вокруг известно —

Войдет в историю он.

(Много недель спустя как-то в субботу утром, когда я с сыном Джоном навестили Абеля в тюрьме на Вест-стрит, мы спели ему эти шутливые куплеты. Он рассмеялся так, словно сам был членом нашей семьи, но постарался побыстрее сменить тему.)

Когда домочадцы улеглись спать, я использовал часть ночи, чтобы пополнить записи в своем дневнике, еще раз перечитать документы по делу и подготовиться к завтрашней схватке в суде. Мне предстояло впервые окунуться с головой в то, что, насколько я уже знал по опыту, было студеными водами судебного разбирательства.

Понедельник, 16 сентября

В 10.30 утра мы встретились с судьей Байерсом в Бруклинском окружном суде США. По другую сторону прохода от нас расположилась целая фаланга государственных обвинителей во главе с заместителем генерального прокурора Томпкинсом. Кроме него присутствовали Кевин Т. Маруни, Джеймс Дж. Фезерстоун и Энтони Р. Палермо – все «прокуроры по особо важным делам» министерства юстиции, специально прибывшие из Вашингтона для участия в суде над Абелем.

Когда полковника ввели в зал заседаний, большинство голов повернулись в его сторону. В своем новом консервативном костюме он выглядел аккуратным и подтянутым. Он быстро и бесшумно занял свое место и стал с явным интересом выслушивать оглашение повестки дня, а потом подробности нескольких мелких дел о торговле наркотиками, рассмотрение которых предшествовало нашему. Больше никто не уделял им ни малейшего внимания.

Как только начался предварительный разбор нашего дела, я прежде всего призвал к назначению более реалистичной даты начала суда. Ведь первоначально процесс планировали открыть именно сегодня, 16 сентября. Я отметил, что, хотя мы тоже стремимся начать как можно раньше, нам необходимо дать достаточный срок для адекватной подготовки к защите обвиняемого. Судья резко заявил, что адвокатам вечно не хватает времени, и перенес начало слушаний на 26 сентября. Он обещал предоставить мне возможность доложить ему о прогрессе в своей работе за этот период перед принятием окончательного решения. Но речь шла всего о десяти днях. Мы же искренне полагали, что для проведения расследования и должной подготовки к процессу нам необходим месяц.