Кровавые жернова - Воронин Андрей Николаевич (2003)

И Григорий повиновался, окурок полетел за высокий забор. Швырнуть под ноги Григорий постеснялся, видя идеальную чистоту двора.

– Садись сюда и жди меня.

Григорий уселся, куда предложил ему хозяин, – на жернов, потер ладонями лоб, виски.

Боль была нестерпимая, ему казалось, что даже искры из глаз сыплются.

– И свою пил, без химии там разной, как слеза чистая. И что же это такое с моей головушкой?

Ястребов подошел к водителю, держа в ладони матово блестящую керамическую чашечку, словно натертую воском.

– Выпей вот это.

– А что это? – спросил водитель, с опаской принимая на дрожащие ладони тяжелую чашку.

– Выпей, не бойся.

– Градусов нет? А то, если градусы, как же я за баранку? Мне к полудню молоко в район доставить надо, там меня ждут.

– Выпей, – коротко бросил Ястребов.

Григорий зажал губами край чашки, медленно наклонил, переливая в рот, вязкую, теплую, без вкуса и запаха жидкость. Проглотил, кадык судорожно дернулся.

– Что это? – прошептал он, проводя языком во рту и чувствуя, что язык становится непослушным.

– Трава, – ответил хозяин дома, – трава и больше ничего. Положи руки на колени, – Григорий выполнил просьбу. – Смотри мне в глаза и больше никуда. В глаза и только в глаза. Чувствуешь тепло? – ладонь Ястребова легла на лоб водителя. – Тепло, тепло, тепло… – прошелестел Григорий.

– Очень тепло, даже жарко.

– Вот так и должно быть. А сейчас будет холодно, очень холодно. Но ты не бойся, голова болеть перестанет. Слышишь меня?

– Да… – невнятно ответил водитель грузовика.

Если бы он сейчас захотел пошевелить рукой или ногой, то не смог бы этого сделать. Тело одеревенело, стало чужим и на приказы, просьбы хозяина не реагировало, оно стало подчиняться лишь Ястребову. Синие глаза приближались, становясь все больше и больше. И от этой синевы Григорий почувствовал холод, причем настолько сильный, что ему показалось, что сейчас на бровях, на волосах засеребрится иней, как лютой зимой от дыхания на тридцатиградусном морозе.

– Ну что, холодно?

Водитель грузовика даже ответить не мог, язык застрял между зубами.

– Чувствую, холодно тебе, очень холодно, ты замерзаешь. Сейчас дрожать начнешь.

И, повинуясь голосу Ястребова, вначале пальцы рук, затем колени, а потом и все тело стала бить мелкая дрожь. Из глаз Грушина полились слезы. Ястребов, наоборот, вспотел, ему стало жарко.

– Ты убьешь его сегодня же, слышишь меня? Пойдешь и выполнишь то, что я тебе приказал. Он не должен жить!

По щекам водителя ручьем катились слезы.

Наконец горячие руки колдуна легли на голову Григория, крепко сжали ее. Григорию показалось, что его голова расколется сейчас, как стеклянная лампочка в кулаке.

– Все. Все кончено. Тебе тепло, хорошо, ты ничего не помнишь. Посиди немного и ступай.

Прошло не больше десяти минут, и жизнь вернулась в тело водителя. Кожа порозовела, слезы высохли, дрожь унялась. Язык, зажатый зубами, исчез во рту.

– Что это было? – испуганно оглядываясь по сторонам, спросил Грушин.

На корточках перед ним сидел Ястребов и ухмылялся.

– Ну, как голова? – буднично поинтересовался он.

– Голова? Ничего, нормально. Только как-то пусто в ней, как в доме, из которого всю мебель вынесли, даже маленького детского стульчика не осталось.

– Бывает. Это скоро пройдет. Главное, что не болит.

– Совсем не болит! И вообще, мне кажется, что я два дня спал. Напился, а потом уснул. Меня будили, будили, а я посылал всех к чертовой матери и продолжал спать.

Гриша поднялся, посмотрел на пустую чашку, стоящую на жернове, и энергично принялся шарить по карманам, отыскивая пачку с сигаретами.

– Вижу, на поправку пошел, опять курить захотелось?

– Ага, – сказал Григорий, – кажется, что целый день не курил, а только мечтал. Что такое со мной было?

– Ничего не было.