Кровавые жернова - Воронин Андрей Николаевич (2003)

Потом переехал в Лихославль, служил здесь, а после войны несколько лет по большим праздникам ездил в Погост, священника у них не было. Почему там не остался жить, так на то воля Божья, промысел Всевышнего…

Холмогоров задавал вопросы, старик прикрывал глаза, на сморщенном лице то появлялась, то исчезала улыбка. Старик вспоминал молодость, ту пору, когда он был полон сил.

– А я уже двенадцать лет не служу. Ноги отказывать стали, до храма дойду, а обедню стоять не могу. Вы уж меня извиняйте, Андрей Алексеевич, что я вот так. Вас икона интересует, образ Казанской Божьей матери? Не при мне она появилась в храме. Даже не знаю, правда ли это, – старик смотрел на Холмогорова, словно тот был его правнуком. – Воды много с тех пор утекло, очень много. Мне рассказывала столетняя старуха еще до войны. Я тоже был любопытен, мне все было интересно – откуда какая икона. А самой старухе рассказывала то ли ее мать, то ли бабушка, я запамятовал. Знаете, Андрей Алексеевич, вы человек молодой, память у вас хорошая, вы все помните. И я был таким же.

Холмогоров не спешил перебивать отца Никодима, понимая, что, блуждая в лабиринтах воспоминаний, откручивая долгую жизнь назад, старик обязательно вспомнит историю, только не надо ему мешать.

Старый священник прикоснулся к серебристой бороде.

– Удивительное место – Погост. Очень красивое и такое мрачное название – Погост. А почему, ведомо вам?

– Нет, – сказал Холмогоров.

Старый священник поднял указательный палец, покачал им:

– Деревня старая, Бог весть когда на тех землях люди поселились. А места красивые, земля хорошая, леса, и луга, и река – в общем, благодать Божья. То ли люди грешны были.

То ли Господь на них прогневался, мор за мором насылал на деревню. Умирали дети, старики, и крепкие мужчины, и женщины молодые.

Хотели люди бросить те места, оставить дома и уехать.

– Куда?

– Не знаю. Всегда кажется, что, где-то жизнь лучше, вы согласны?

– Да, так кажется, пока не поездишь по миру, – Холмогоров кивнул, рассматривая сухонькие, как куриные лапки, руки старого священника, почти прозрачные, сделанные словно из воска.

– И уже решили местные жители: соберем урожай и уедем на новые земли. Поселимся среди лесов, земли вокруг много. Но приплыла по реке икона… По реке лодка приплыла! И прибили волны этот челн прямо к берету. Испугались местные крестьяне, думали, покойник в лодке, а там образ Божьей матери. А перед этим у женщины, у которой ребенок умер, видение было, Матерь Божью узрела скорбящая. И сказала ей Богородица во сне: приплывет лодка и будет в ней икона; будет эта икона защищать вашу деревню от всех бед и несчастий и не надо вам никуда ехать храм постройте, икону повесьте. Так и случилось. Чую, промысел Божий, – задумчиво, шелестящим голосом говорил старый священник.

Зажужжала пчела над ухом Холмогорова и опустилась на руку отца Никодима. Тот даже не заметил и продолжал свой рассказ:

– И кончились тогда несчастья, наладилась жизнь в деревне. И дети перестали умирать.

А было это в тысяча восемьсот десятом году, – старый священник так отчетливо произнес дату, словно событие произошло на его памяти. – Вот как появилась икона Казанской Божьей матери.

Откуда она приплыла, я не знаю, и навряд ли о том, кроме Бога, кому-либо известно.

Холмогоров благодарно кивнул. Пчела взлетела и покинула веранду сквозь открытую дверь.

– Хорошо у вас здесь, красиво, тихо.

– Красиво, – согласился старый священник. – Внуки с правнуками стараются, знают, что я цветы люблю и тишину. Совсем я уж слаб, глаза почти не видят, а вот слышу на удивление хорошо, как в детстве. Слышу, как листочки шумят, друг с дружкой переговариваются, слышу, как пчелки жужжат. Не хочется мне… – старик загадочно улыбнулся.

Холмогоров понял, о чем подумал старый священник.

– Скажите, отец Никодим, а вы мельника знали – Коровина?