Завоеватель сердец - Джорджетт Хейер (1931)

– Фразы вполне здравые и разумные, уверяю тебя. Я надеюсь, что случайно оброненное слово поможет мне разгадать намерения герцога. Он хочет держать меня при себе до того момента, как Эдуард умрет, а его самого коронуют на трон Англии? Не думаю. Ни один сакс не склонит голову перед Нормандцем, пока известно, что Гарольд жив. Нет, Вильгельм не из тех, кто способен допустить столь грубую ошибку. – Эрл задумчиво прикусил зубами одно из звеньев цепочки, прищуренными глазами глядя вдаль, словно пытаясь провидеть будущее. – Он рассчитывает чем-то связать меня по рукам и ногам, – проговорил наконец. – Еще никогда в жизни мне не приходилось действовать с подобной осторожностью. Не исключено, что Понтье все-таки был для меня менее опасным врагом. Зато Вильгельм куда щедрее.

– Если вы призна́ете его своим сюзереном, – сухо заметил Эдгар.

– Ты в нем ошибаешься. Он знает, что на это я не соглашусь никогда. – Гарольд выпустил из рук цепочку и повернул голову, в упор глядя на Эдгара. – Долгие годы я мечтал о том, чтобы встретиться лицом к лицу с Вильгельмом Нормандским; готов биться об заклад: и он думал о том же. Что ж, вот мы и встретились, оценили друг друга и – слушай меня внимательно! – поняли, что пришлись друг другу по душе, потому будем сражаться до победного конца, то есть до смерти. – Он рассмеялся, но тут же вновь стал серьезным. – В одном я могу тебе поклясться: пока я жив, Вильгельм не сумеет вырвать Англию из рук саксов. Если ты увидишь, что он надел на голову корону Англии, значит, меня уже нет в живых. – Заметив, как Эдгар нахмурился, эрл сказал: – Ага, неужели твоя вера в Гарольда столь слаба?

Эдгар оторопело уставился на него.

– Милорд!

– Ты хмуришься.

– Это не от недостатка веры в вас, милорд. Просто вы оказались во власти Вильгельма, и я боюсь за вас, потому что знаю его. Быть может, вы скажете, подобно Эльфрику, что я и сам стал чересчур похожим на нормандца, поскольку отношусь к их герцогу с большим уважением, но…

– Эльфрик – глупец, – прервал его Гарольд. – Я вижу в тебе мало от нормандцев, хотя ты, сам того не замечая, прибегаешь иногда к их языку и даже обзавелся друзьями среди них.

– Эльфрику это не нравится, – сказал Эдгар, радуясь, что может наконец облегчить душу. – Он полагает, будто я сильно изменился и отдалился от него, не желая понимать, что мои нормандские друзья не… Но это не имеет отношения к делу.

– Эльфрик при виде нормандцев так и не отучился хвататься за свой seax[58], – возразил эрл. – Пусть его; вскоре он перестанет скорбеть о тебе и начнет качать своей глупой головой, глядя на меня и думая, что здесь мне нравятся люди, коих я должен был бы изгнать из Англии огнем и мечом. Что до Вильгельма, то его невозможно не уважать. Но я требую такого же отношения и к себе, а потому перестань бояться за меня.

– Есть и еще кое-что, – нерешительно начал Эдгар. – Сестра рассказала нечто, очень не понравившееся мне. Она говорила о каком-то внушающем страх старинном пророчестве. Милорд, какая ужасная судьба уготована Англии?

Гарольд выразительно приподнял бровь.

– Ты придаешь значение подобным вещам? Если бы ты прожил рядом с Эдуардом столько лет, сколько я, то не обращал бы ни малейшего внимания на вещие сны и пророчества, потому что король буквально помешался на них. Когда я видел его в последний раз, ему было видение Семи спящих отроков эфесских, которые повернулись на левый бок после того, как проспали две сотни лет на правом. – В глазах Гарольда заискрился смех. – А он принялся уверять меня, что это дурной знак, сулящий человечеству неисчислимые беды и несчастья, предваряющий землетрясения, чуму, голод, изменение границ королевств, победы христиан над язычниками и во́йны одних народов с другими. И все это, если мне не изменяет память, будет продолжаться ровно семьдесят четыре года, после чего Семеро спящих отроков вновь перевернутся на правый бок, и тогда, полагаю, у нас наступит очередной – недолгий – мир.