Завоеватель сердец - Джорджетт Хейер (1931)

Эдгар, поначалу взявший на себя роль сторожевого пса, уже к концу первого месяца отказался от нее, всецело посвятив себя служению эрлу Гарольду. Он имел очень невысокое мнение о рыцарях, вальвассорах[61] и просто молодых дворянах, еще не получивших рыцарских шпор, увивавшихся вокруг его сестры. В большинстве своем, они были едва оперившимися молодыми людьми, которых сакс помнил еще совсем зелеными юнцами, и он презрительно отзывался о них как о неискушенных щеголях, что пробавлялись глупыми выходками и фантазиями. Эльфрида, относившаяся к старшему брату с несомненным почтением, смиренно возражала, что, хотя ее поклонники и не пользовались таким влиянием, как вельможные друзья Эдгара, она не представляла, чтобы его приятели, грубовато-добродушные Фитц-Осберн или Гийом Мале, проявили интерес к столь молодой и ничтожной девице, как она. Эдгар, от глаз которого не укрылось воздействие красоты Эльфриды на мужчин всех возрастов, умолк и предпочел более не касаться этой темы, дабы сестра не возгордилась и не возомнила о себе невесть что.

Круг ее поклонников неуклонно расширялся, но был один человек, упорно отказывавшийся войти в него. Окруженная своими подданными, Эльфрида бросала полные тоски и желания взгляды на Рауля де Харкорта, неизменно сохранявшего дистанцию. Изредка, впрочем, ей удавалось обменяться с ним несколькими словами; он не посвящал ей стихов, не восхвалял ее красоту и не боролся за место подле нее. Иногда она встречала его в обществе своего брата; нередко, зная, что он находится у Эдгара, Эльфрида находила предлог, чтобы присоединиться к ним, но он, хотя улыбался и целовал ей руку, почти всегда сразу же уходил, оставляя ее наедине с братом. Подобное поведение пробудило в ней естественное желание разузнать о нем побольше. Если бы Рауль попытался возбудить ее интерес (хотя и мысли такой у него не было), то не смог бы придумать более надежной уловки. Девушка сразу прониклась к нему симпатией: в Понтье Эльфриде довелось пережить немало не слишком приятных минут, и его лицо стало одним из первых, увиденных ею после своего освобождения, на коем отразились доброта и радушие. Поскольку он был другом Эдгара, то мог рассчитывать и на ее расположение; она была готова подружиться с ним. А вот он сам, похоже, отнюдь не горел таким желанием: девушка не знала, как еще можно истолковать его сдержанное поведение. Чем дольше Эльфрида наблюдала за ним, тем больше он волновал девушку и сильнее становилось ее желание узнать его получше. Поначалу она даже решила, будто женщины его не интересуют, и, поскольку он был до сих пор не женат, пребывая, по тогдашним понятиям, в возрасте не первой молодости (ему исполнилось уже тридцать пять лет), сочла, что разгадала его тайну. Но очень скоро обнаружила – он тоже поглядывает на нее, только издали, а потом заметила, что, входя в комнату, в которой находилась и она, Рауль устремляет взгляд к ней, как будто помимо собственной воли. Тогда Эльфрида испугалась того, что этот молодой человек – персона чересчур высокопоставленная, чтобы искать ее общества. Он представлялся ей важной особой, поскольку всегда сидел за столом герцога, и не только ее юные поклонники обращались к нему с подчеркнутым уважением, но и герцог с герцогиней относились к молодому человеку с несомненной любовью. Никто их тех, кто не являлся кровным родственником герцога, – да и далеко не все они – не имел права входить в его покои в любое время дня и ночи. Рауль же такой привилегией обладал.