Завоеватель сердец - Джорджетт Хейер (1931)

– Если Тостиг обратится к вам за помощью, это будет означать, что он спятил. По рукам, сеньор: ваш испанский жеребец против моего гнедого.

Но Рауль проиграл своего коня. Не успели посланцы герцога отплыть из Нормандии в Англию с его первыми осторожными письмами к Гарольду, как Тостиг пожаловал в Руан на взмыленной лошади в сопровождении нескольких танов, бежавших вслед за ним из Нортумбрии. Он заикался от ярости и, будучи слишком упрямым и недалеким, чтобы хранить молчание, готов был излить свой гнев вкупе с амбициями тому единственному человеку, которого ему следовало по-настоящему опасаться.

И ни одна живая душа из окружения герцога не обронила ни словечка, что могло бы прояснить Тостигу истинное положение дел. Он ничего не знал о посланцах, отправленных в Англию, как и не подозревал о собственных притязаниях Вильгельма. Выложив историю своих злоключений, не замедлил попросить у Нормандии помощи для свержения Гарольда.

Герцог управился с ним без особых усилий, однако сказал Раулю, когда они остались вдвоем:

– Уму непостижимо, как Годвин, который, по слухам, был человеком чрезвычайно способным и здравомыслящим, мог породить такого глупца. Просить помощи у Нормандии? Господи Иисусе, да я – единственный человек, от которого ему следует держаться подальше!

Герцогиня, наблюдавшая за тем, как ее сыновья играют в саду, отвернулась от узкого стрельчатого окна с остроконечной арочной перемычкой и поинтересовалась, уж не намерен ли Тостиг сам стать королем.

– Намерен, как и многие другие, – ответил ей герцог.

– И просит помощи у тебя? – Матильда сердито рассмеялась. – Нет, это великолепно! Воспользоваться Нормандией, чтобы решить проблемы Тостига! И что ты намерен делать?

– Использовать Тостига для решения собственных проблем, – угрюмо отозвался герцог. – Я дал ему совет, который он считает очень ценным. Сбыв с рук твою сестру, он отплывает в Норвегию, чтобы заинтересовать своим предприятием Харальда Гардрада[70]. – Протянув свою квадратную ладонь, Вильгельм взял Матильду за подбородок, запрокинул ее голову и улыбнулся. – Вот стратегия, которая доставит удовольствие столь изощренному уму, как твой, моя Мальд. Тостиг может с моего благословения отправляться на войну с Гарольдом. Таким образом, он не будет путаться у меня под ногами, а исчезнет, поскольку я совершенно уверен в том, что из этой авантюры ему живым не выйти. Он всего лишь расчистит для меня путь. – Подняв голову, Вильгельм заметил, как Рауль смотрит на него. – Мой Хранитель, я знаю, что ты скажешь. Это – та самая коварная интрига, которую ты так не любишь, но она приведет меня к моей цели.

Рауль же ничего не сказал. Он смотрел на герцогиню, спрашивая себя, как может она одобрительно относиться к стратегии, которая, скорее всего, сделает ее сестру вдовой. Хранитель вспомнил, как в прежние времена в Лилле она и Юдифь были неразлучны и подле рыжей головки всегда можно было увидеть златовласую, а зеленые глаза поверяли тайны голубым.

Внезапно под окном раздался голос милорда Роберта, призывающего Рыжего Вильгельма; Рауль увидел, как Матильда повернула голову, прислушалась, улыбнулась, и мгновенно понял – она совершенно не думает о Юдифи. Воспоминаниям о сестре и днях юности уже не было места в ее хитроумных планах, они растворились в туманной дымке прошлого. Матильде нужна была корона, быть может, для Вильгельма, быть может, для себя, но прежде всего – для своего красавца-сына. Рауль догадался, что она уже считает ее по праву принадлежащей ему; не исключено, если бы ее отец протянул руку к этому призу, дочь превратилась бы для него в столь же безжалостного врага, коим стала и для Тостига.

Матильда заговорила, отвернувшись от герцога и вперив напряженный взгляд в Хранителя.

– Ты против нас, Рауль?

Он покачал головой. Но ей показалось этого мало, и он видел, что она обеспокоена.