Завоеватель сердец - Джорджетт Хейер (1931)

– Нет, миледи, – сказал Хранитель, – я – ваш покорный слуга. – Он не мог доверить ей сомнения, одолевавшие его, как не мог и раскрыть глаза на то, что стремление заполучить корону уже стало навязчивой идеей для герцога. Она бы просто не поняла его; подобно Вильгельму, Матильда всегда видела цель впереди; будучи женщиной, она еще меньше, чем ее супруг, беспокоилась о том, какими средствами эта цель будет достигнута.

Рауль вдруг подумал: «Если бы я мог стать похожим на них, видеть впереди только один выход, который стоил бы любых страданий и жертв, тогда не терзался бы и не изводил себе душу рассуждениями о том, будто все могло быть иначе. И не опасался бы того, что вкус победы отдает на губах горечью, потому что цена, которую мне пришлось заплатить за нее, оказалась слишком высока и надорвала мне сердце!»

Однако Рауль понимал – он никогда не станет похожим на них; он всегда будет видеть в первую очередь маленькие радости и горести, что дарит ему жизнь, и считать их куда дороже далекой, пусть даже блестящей, цели. «Во мне нет ни капли величия, – подумал он. – Те, кто называет меня мечтателем, безусловно, правы. Но к чему приведут мои мечты, хотелось бы мне знать? Ни к чему, скорее всего. Пока я пробираюсь на ощупь в потемках, железная воля Вильгельма освещает ему путь и он безжалостно перешагивает через препятствия, повергающие меня в сомнения. Но сейчас я боюсь за него. О, Вильгельм, мой господин, не отрекись от всего, что я любил в тебе, ради этой проклятой короны!»

Словно в ответ на его мысли, герцог вдруг сказал:

– Верь мне, Рауль. Быть может, тебе не нравится моя тактика, но я ведь вижу, что в конечном итоге мы с тобой желаем одного и того же.

– Я желал только мира в Нормандии, – ответил Рауль, выдержав взгляд Вильгельма. – Только этого… раньше.

– И безопасности для всех нормандцев, и достойного будущего, – настаивал герцог.

Рауль ответил ему со слабой улыбкой:

– Да, сеньор, и этого тоже. Но это – ваши мысли, а не мои. Я никогда не загадывал так далеко, пока вы не указали мне путь. Даже сейчас мне кажется, что вы видите сияющую звезду, недоступную моему взору. Я же слепну от темноты, что ждет нас впереди.

Глаза герцогини округлились от удивления.

– Рауль, ты заговорил, как поэт, который однажды слагал для меня рифмы. – Она лукаво добавила: – Скажи мне, это Эльфрида так на тебя повлияла? Неужели ты и впрямь превратился в стихоплета?

– Нет, мадам, – легкомысленно откликнулся Рауль. – Я – всего лишь несчастный рыцарь, которого терзают сомнения. И, подобно Гале, могу лишь воскликнуть: «Пожалейте бедного дурака!»

Глава 2

После возвращения посланников из Англии события понеслись вскачь. Гарольд ответил на письма герцога именно так, как и ожидал Вильгельм. Он признал, что дал клятву в Байе, но заметил: поскольку она была вырвана у него силой, то он не считает себя ни в коей мере связанным ею. Эрл заявил: корона Англии не является его собственностью, каковой он мог бы распоряжаться по своему усмотрению, а принадлежит народу; следовательно, только последний имеет право возложить ее на чью-либо голову. Что до леди Аделы, то эрл Гарольд уведомлял герцога о том, что не имеет возможности сочетаться браком с кем-либо без одобрения своего Совета, а члены его выступили категорически против женитьбы эрла на иностранке.

Герцог внимательно прочел полученный ответ, после чего передал его в руки Ланфранка. Письмо предназначалось Риму, исключительно для этой цели его и выманили у Гарольда.

Ланфранк читал послание в полном молчании. Наконец он сказал:

– Лучше и быть не может. Гарольд признает, что давал клятву.

Убрав письмо в ларец, Ланфранк запер его золотым ключиком, который всегда носил на цепочке на шее. Задумчиво поглаживая сутану исхудавшей рукой, он погрузился в размышления. Спустя некоторое время поднял глаза на герцога и медленно проговорил: