– Послушайте, Брюль, я верю, что вы были влюблены в меня. В этом нет ничего удивительного: я молода, имела имя и будущее для того, кто должен был получить мою руку; но это могла быть такая любовь, какую мы видим ежедневно, воспламеняющаяся утром и потухающая вечером. Я такой любви не желаю.

– Моя любовь, кажется, дала вам доказательство; она началась еще в детстве и живет еще, несмотря на то что вы отняли всякую надежду; будучи отталкиваема, она возвращается; презренная, она все еще не потухла.

– Любовь это или самолюбие? – спросила маска. – В твоих поступках, Брюль, главную роль играет самолюбие.

Брюль немного помолчал и покачал головой.

– Не спорю, что, потеряв надежду на счастье, хочу теперь быть страшным и сильным.

Маска взглянула на него и, опершись на руку, начала медленно и плавно говорить:

– Мы не знаем, что ожидает нас в будущем. Я буду с тобой откровенна: я тоже не была к тебе равнодушна, с тобой я была бы счастлива, так как у нас одинаковые характеры и мысли, но так лучше… муж и жена – это сражающиеся на смерть враги, мы же можем быть верными друзьями.

– Друзьями! – прервал венецианец. – Как страшен этот гробовой покров, это имя друга!

Маска подняла голову и иронически ею покачала, причем бриллианты в ее короне ослепительно заблистали, ручкой же она ударила по руке Брюля.

– Муж будет любовником, а я другом, то есть отвергнутым слугой.

– Муж любовником? – засмеялась маска. – Где ты слыхал об этом? Эти два слова противоречат друг другу. Мой муж, мой муж! Да я его ненавижу, он мне гадок, я его терпеть не могу!

– Однако же вы вышли за него замуж.

– Меня выдал отец-король, но это случилось к лучшему, поверь мне. Я с ним свободна и сохраню себя для будущего. Я верю в будущее и в мою звезду.

– Но встретятся ли когда-нибудь наши звезды?

– Если это предназначено, то должны встретиться.

– Вы говорите это, графиня, таким холодным, равнодушным тоном.

– Потому что я всегда умею владеть собой, люблю ли я или ненавижу. Чувство, которое не умеют скрывать, становится добычей людей.

– Но как же верить в него, не видя?

– Что же такое, по-вашему, вера? – засмеялась прелестная маска. – Кто любит, должен чувствовать и угадывать, а кто не разгадает сердце женщины, тот его недостоин.

Она вдруг встала и исчезла в толпе прежде, чем Брюль мог опомниться. Он еще стоял ошеломленный и счастливый, когда к нему вприпрыжку подбежал очень странный паяц, так как, несмотря на шутовской костюм, огромные пуговицы состояли из рубинов, окруженных жемчугом. Казалось, он кого-то искал, но, застав здесь только венецианца, остановился, оглядывая его с любопытством. Он нагнулся почти до земли, желая заглянуть под маску, но Брюль прижал ее рукой. Тогда он начал прыгать вокруг него с напускной веселостью и шутовскими ужимками.

– Cavaliere nero[17], что сказала тебе королева? Ты ее знаешь? Что?

– Sono un forestiero… Addio![18] – прошипел ему на ухо Брюль и отошел от него, но паяц, не догоняя его, следил за ним. Колоссальный итальянец тоже не спускал с него глаз.

Немного спустя они встретились у колоннады. Паяц приподнялся к уху итальянца.

– Кто это?

– Брюль.

– Так и есть, – вырвалось у паяца, – я его узнал по той ненависти, которую почувствовал в его присутствии, но уверены ли вы?..

– Я? Я, который ненавижу и презираю его более вас, граф, я узнал бы его и в преисподней.

Паяц вдруг отскочил и побежал, увидав издали царицу, и со страстью во взоре стал за ней следить. Итальянец же задумчиво блуждал по залам.

Общество оживлялось все более и более, и те, кто, подобно паяцу, искали или следили за кем-нибудь, с трудом могли протолкаться в этой толпе. Шум, писк и хохот заглушали музыку. Брюль направился в комнаты молодой королевы. В проходе его остановил монах с опущенным капюшоном и схватил его за руку.