Штурм и буря - Ли Бардуго (2013)

Из мастерской фабрикаторов я направилась прямиком в библиотеку и провела там большую часть ночи. Принесло это одно лишь разочарование. В истории гришей содержались только самые основные сведения об Илье Морозове, несмотря на то, что он считался величайшим фабрикатором, который когда-либо существовал. Он изобрел сталь гришей, метод изготовления небьющегося стекла и смесь для жидкого огня, которая оказалась настолько опасной, что формулу уничтожили через двенадцать часов после создания. Но любые упоминания об усилителях или Костяном Кузнеце отсутствовали.

Это не помешало мне вернуться следующим вечером, чтобы закопаться в религиозные тексты и искать любые отсылки к Санкт-Илье. Как и большинство сказок о святых, история его мученичества оказалось удручающе жестокой: однажды в поле за его домом перевернулся плуг. Услышав крики, Илья побежал на помощь, для того лишь, чтобы обнаружить мужчину, рыдающего над телом мертвого сына – лезвия изуродовали его, а земля пропиталась его кровью. Илья вернул мальчика к жизни, а жители деревни отблагодарили его тем, что заковали в цепи и бросили в реку, чтобы он утонул под весом кандалов.

Подробности были безнадежно противоречивы. Иногда Илья выступал в качестве фермера, иногда каменщика или плотника. То у него было две дочери, то сын, то вообще не было детей. Сотни разных деревень претендовали называться местом его мученичества. Проблема также заключалась в той разновидности чудес, которыми он славился. Вполне возможно, что Санкт-Илья – целитель-корпориал, но Илья Морозов был фабрикатором. Что, если это совершенно разные люди?

Ночью комната со стеклянным куполом освещалась масляными лампами и в ней царила такая тишина, что я слышала собственное дыхание. Одна-одинешенька в этом мраке, окруженная книгами, я с трудом держалась, чтобы не поддаться унынию. Но библиотека оставалась моей единственной надеждой, так что я не бросала начатое. Как-то вечером Толя обнаружил меня, свернувшейся клубком в любимом кресле, пытающейся разобраться в тексте на древнеравкианском.

– Не стоит тебе сидеть тут одной по ночам, – проворчал он.

Я зевнула и потянулась. Наверняка самую большую опасность здесь представляла полка, которая могла упасть на меня, но я слишком устала, чтобы спорить.

– Обещаю, больше этого не повторится.

– Что читаешь? – спросил Толя, присев, чтобы рассмотреть книгу у меня на коленях. Парень был так огромен, что казалось, будто какой-то медведь внезапно решил позаниматься с мной.

– Сама не знаю. Я увидела имя Ильи, но не могу прочитать текст.

– Это список титулов.

– Ты понимаешь слова? – удивилась я.

– Нас вырастили в церкви, – ответил он, листая страницы.

Я присмотрелась к Толе. Многие дети воспитывались в религиозных домах, но это не значило, что они могли читать на древнеравкианском языке богослужений.

– И что там сказано?

Он провел пальцем по словам под именем Ильи. Его крупные руки были покрыты шрамами. Под грубым рукавом виднелась часть татуировки.

– Ничего особенного. Возлюбленный Санкт-Илья, Бесценный Санкт-Илья. Но еще тут перечислены несколько городов, где, как сказано, он творил чудеса.

Я выпрямилась.

– Возможно, с них мы и начнем.

– Советую заглянуть в часовню. Думаю, в ризнице сохранилась пара книг.

Я сотни раз проходила мимо королевской часовни, но никогда не заходила внутрь. Для меня она всегда была владением Апрата, и хоть его больше здесь нет, мне все равно не хотелось туда идти.

– На что она похожа?

Толя пожал широкими плечами.

– На любую другую часовню.

– Толя, – начала я с внезапным любопытством, – ты никогда не думал присоединиться ко Второй армии?

Казалось, я его оскорбила.

– Я родился не для того, чтобы служить Дарклингу. – Мне захотелось уточнить, для чего же тогда он родился, но парень ткнул в страницу. – Если хочешь, я могу перевести текст. – Улыбнулся. – Или просто попрошу Тамару.