Залив Голуэй - Мэри Пэт Келли (2009)

— Сегодня мы похоронили Грайне Кили Ни О’Малли. — Службу проводил наш новый викарий. Отец Рош умер от черной лихорадки, которой заразился, отправляя в последний путь многочисленных умерших. — Пошли ей вечный покой, Господи. Вечный покой.

Дно гроба распахнулось, и тело бабушки упало в могилу. Покой-то вечный, но один и тот же гроб используется по многу раз. Slán, прощай, бабушка, slán. Никаких причитаний, никакого плача — слез уже не осталось.

— Мы будем стараться тут и за тебя тоже, бабушка, — сказала я.

По крайней мере, мы хотя бы знали, где она лежит. По крайней мере, она была рядом с заливом Голуэй. По крайней мере, мы могли преклонить колени здесь, на ее могиле, и помолиться — за тебя, бабушка. По крайней мере, мы смогли дать ей хотя бы это. Возле общей могилы у Пэдди Кросс люди перешептывались: покойников тут на десять человек меньше, потому что семьи не смогли донести их сюда и просто закопали. Ходили истории о семьях, находившихся на грани смерти. Они собирались в своих домах, а отцы семейств баррикадировали двери изнутри, превращая жилище в склеп.

— Петушок, мама.

Джеймси стоял у ворот и водил пальцем по контуру фигурки — точно так же когда-то делал Майкл в Клонтаскертском аббатстве с изображением русалки, показывая, что теперь она принадлежит ему.

Пока остальные бросали землю на оставшееся без гроба тело бабушки, я рассказывала Джеймси о солдатах, распявших Иисуса, и о том, как петух тогда выскочил из котла и прокричал: «Slán Mhic Máire!» Сын Марии жив.

— На самом деле Иисус не умер по-настоящему. Как и бабушка или любые другие бедные люди, которых закопали в землю. Все они будут жить снова.

— Что, правда, мама?

— Правда, Джеймси. Бабушка в безопасности.

— С Иисусом?

— Все верно, Джеймси.

— Но для тех солдат было бы лучше, если бы из их котла выскочила живая курица, — заявил Пэдди. — Тогда у них, по крайней мере, были бы яйца.

* * *

Подходил к середине март, прошла уже неделя после похорон бабушки. Поздно вечером мы с Майклом сидели у огня и шептались, а мальчики и Бриджет спали. Дыхание их было ровным и спокойным, а не судорожным и прерывистым, как тогда, когда они засыпали голодными. Отцовский улов накормил нас. Рыбы было не так много, чтобы нести ее на рынок, поэтому все мы питались тушеной сельдью, приправленной весенней зеленью.

При такой кормежке и супе от сестер милосердия дети наши немного восстановили силы, да и Майкл тоже. Несколько дней нормального питания не могли исправить его запавшие щеки, но в глазах его исчез тусклый блеск истощения. «Ему лишь двадцать шесть, — подумала я, — но много дней бесполезной тяжелой работы по дроблению камней оставили на нем свой отпечаток». Теперь, когда тепло очага согревало нас обоих, а боли в моем желудке ослабли, уютно устроившись в его объятьях и прижимаясь к его груди, я ощущала его поддержку и могла позволить себе произнести слова, которые не решалась сказать раньше:

— Майкл, я так боюсь. Все думаю о нашем бедном маленьком Греллане. Потерять еще одного…

Майкл нежно погладил меня по голове.

— Я знаю, знаю.

— Вот если бы мы могли уехать, — продолжала я. — Если бы Патрик успел прислать нам денег на дорогу, пока голод и болезни не доконали нас.

— Идет весна, — сказал Майкл. — Земля уже мягкая. У меня есть семена репы для посева.