Залив Голуэй - Мэри Пэт Келли (2009)

— А после этого ты сыграешь веселый ирландский танец. И пусть наши соседи в Чикаго услышат настоящую голуэйскую волынку. Я отвезу туда бабушкины истории, которые храню в своей памяти. Мы будем устраивать там замечательные сборища, которые скрасят это суровое место.

— А я буду играть марши для Ирландской бригады.

— Обязательно. Faugh-a-Ballagh! — воскликнула я.

— Ну хорошо, Онора, — сказал он. — Я понимаю, что ты хочешь подтолкнуть меня смотреть вперед, а не назад. Я попытаюсь. К тому же там будет Патрик. Как думаешь, когда он получит наше письмо?

— Сестра Мэри Агнес отослала его в прошлый вторник. На наружном конверте она указала адрес пастора, а наше письмо вложила внутрь. Это должно быть достаточно безопасно. Я написала там, что мы рассчитываем добраться в Чикаго к сентябрю и что мы обратимся за весточкой от него в церковь Святого Патрика.

Он понимающе кивнул.

— Мы живы, Майкл. Это ты помог нам выжить, — сказала я ему. — Ты. Ты сделал это.

Он лишь пожал плечами.

— А теперь я вот о чем подумала, Майкл Джозеф Келли: не соизволишь ли ты последовать за мной? Наши дети сейчас заняты, а через девять месяцев мы уже устроимся в Чикаго, так что…

— Так что?..

Я повела Майкла в сарай. Увидев посреди него ложе из травы и водорослей, окруженное желтыми цветами дрока, фиолетовыми фуксиями, жимолостью и лютиками, он взглянул на меня и улыбнулся. Я распустила волосы и прильнула к нему.

— Я искупалась сегодня утром, — сказала я.

— В ручье у родника Святого Энды? — уточнил он и поцеловал меня в макушку. — Ох, a stór.

Я взяла его лицо в свои ладони.

— A ghróа, у нас будет сын по имени Майкл Джозеф Келли. Родится он уже в Чикаго, но зачат будет здесь, в Нокнукурухе — на Холме Чемпионов. Ложись, — сказала я, и Майкл опустился на постель. Я поднесла ему горсть свежей травы. — Это с дальнего луга.

Майкл вдохнул ее аромат.

— Сладкий запах, — прошептал он. — Наши дети никогда не ели травы, Онора. Мы всегда находили что-то съедобное для них. Они никогда не ели траву.

— Никогда. Листья капусты, ботву репы, стебли подснежников, щавель — да, но траву — никогда.

— А в Голуэй Сити я видел детей, у которых рты были измазаны зеленым.

— И ты, надеюсь, дал им несколько пенсов.

— Конечно.

— Ты благородный человек. Иди ко мне, мой герой, вышедший из моря. Мы с тобой живы.

Я наклонилась к нему и поцеловала его, а потом легла на траву рядом. Он раскрыл для меня свои объятья. Мы занимались любовью в этом тесном сарайчике, который по-прежнему пах лошадьми и сеном, и я благодарила Господа за своего мужа, Майкла Джозефа Келли.

Когда мы шли к дому, он сказал:

— В Нокнукурухе мы сделали что-то из ничего.

— Это верно, Майкл.

— И это еще не конец, Онора. Патрик в своем письме пишет, что наши люди там не забывают свою родину и тех, кто здесь остался.

— Как они могут забыть такое? — подхватила я. — Они же ирландцы.

— Патрик помнил о нас.

— Конечно помнил, — согласилась я.

Мы остановились, глядя на залив.

— У нас будет с собой волынка, — продолжал он.

— Будет.

— Я смогу научить Джеймси разным мелодиям, которым учил меня мой отец.

— Обязательно научишь.

— А ты будешь рассказывать детям бабушкины истории.

— Fadó, — подтвердила я. — А вы с Патриком сможете найти там участок земли и заняться фермерством.

— Он никогда не осядет на одном месте. Д’Арси Макги рассказывал мне, что ради дела Патрик все время путешествует из одного конца Америки в другой. А ведь когда-то именно он не хотел ничего больше, чем иметь свои зеленеющие поля, в то время как меня манили странствия.

Мы стояли и любовались солнцем, садящимся в воды залива Голуэй.

— Интересно, где бы ты был сейчас, Майкл, если бы в то летнее утро не отправился купаться в заливе, — сказала я.

Он обнял меня.

— То был счастливый день.