Музыка призраков - Вэдей Ратнер (2017)

Несколько недель – может, даже месяц – его не выпускали из той хижины. День за днем Тунь спал, просыпался, ел, гадил, дышал собственным смрадом и миазмами, и все это не выходя из тесной каморки, где дневной свет тускнел от обилия москитов. Еду и воду подсовывали под дверь, причем без всякого порядка или расписания. Иногда он по два дня ничего не получал, и тогда приходилось ловить кузнечиков и цикад, залетавших в хижину, и собирать дождевую воду в отрезанное колено бамбука. Мыться было нечем и негде, но в грозу через крышу текли ручейки воды. В основном он гнил от влажной жары. Ночью, когда лило без перерыва, он дрожал в ознобе. Ему не дали ни одеяла, ни циновки, ни москитной сетки, ни гамака – ничего, даже кромы. Единственное, что у него было, – то, что он захватил из дома. К его удивлению, вещи у него не конфисковали. Тунь подавлял в себе желание что-нибудь попросить, боясь, что отберут и то немногое, чем он располагал, а то и просто прикончат. Да и просить было не у кого. Он слышал голоса, смех и крики, долетавшие с середины лагеря, организованную стрельбу и эхо выстрелов по мишеням. Иногда слышалось даже пение молодых голосов, нестройное и фальшивое, но воодушевленное. Однако вблизи хижины всегда царила тишина, если не считать звуков джунглей.

Солдат, молча приносивший ему скудную еду, всякий раз обходил хибарку, проверяя, все ли в порядке. Туню удавалось увидеть его лишь мельком: босые ноги, кружившие по земле, гладкие очертания АК-47 или направленный вниз пистолет в свободно опущенной руке. Нечто сколько-нибудь напоминающее объяснение Тунь получил лишь однажды, когда голос за стеной сказал:

– Это не наказание. Организации нужны доказательства, понимаешь?

Сперва он решил, это говорит командир батальона, но голос принадлежал человеку старше, серьезнее и образованнее. В любом случае, Тунь заставил замолчать свою ярость, подавив порыв вырваться отсюда любой ценой, как дикий зверь. Временами голод по человеческому общению становился нестерпимым, и Тунь начинал мечтать о наказании: тогда солдат приходил бы его избивать, выкрикивал угрозы и оскорбления. Наказание – дело ясное и понятное, и Тунь бы знал, что он, по крайней мере, еще жив.

Но однажды дверь наконец распахнулась – засов снаружи отодвинули. Кто и когда, Тунь не знал. Он заподозрил, что это проверка, и остался в хижине, замерев в своем углу, приготовившись к смерти, к долго откладываемой казни. Однако никто не вошел. Два дня спустя на пороге появилась фигура. Жгучее солнце, светя ей в спину, делало силуэт полупрозрачным, как привидение. Галлюцинация, решил Тунь. Но пришедший сказал:

– Товарищ, твое испытание закончено.

Голос был тот самый, что Тунь слышал несколько дней назад.

– Изоляция была необходима. Ты доказал свою верность, теперь ты присоединишься к остальным.

Фигура шагнула вперед, и Тунь разглядел мужчину лет сорока восьми, с манерами образованного человека, под стать речи.

Командир лагеря товарищ Им был ответственным политработником, имевшим связи в центральном комитете, высшем руководящем органе коммунистической партии, или, как ее чаще называли, Организации.