Музыка призраков - Вэдей Ратнер (2017)

Его хозяин. В это тоже надо верить – что сидящему перед ним не чужда человеческая порядочность. Тот, кто приглашает тебя к себе в комнату и предлагает чаю, не может быть совершенно лишен доброты. Рассудок Туня словно раскололся надвое: одна половина спорила с другой. Должна же быть в следователе частичка гуманности, к которой можно воззвать! «Будем как братья…» Да, давайте! Тунь попытался кивнуть, но боль пронзила шею и затылок до самой макушки. Он помнит дубинку, оставившую эту боль. Он отчаянно хочет угодить своему хозяину – сотрудничать, как они это называют, но молчание забивает горло. Страх издевается над ним, смеется: думал, сможешь меня пересилить?

Вдруг до него долетает порыв воздуха – человек перед ним с размаху бьет ладонями по столу так, что дребезжит чайный поднос:

– Говори!!

Черная кепка падает на пол, гвоздь с дребезжанием катится по полу, оставив неровную дыру в штукатурке. Тунь чувствует себя, как это отверстие – ничтожным, но совершенно разбитым. Его тело – омут боли.

Когда все вновь успокаивается, следователь говорит заученно-монотонно:

– Начнем с простого вопроса, – он делает еще глоток чая и полощет им рот, прежде чем проглотить, словно оттирая неприятный вкус с языка. – Какой сегодня день, товарищ?

Тунь не помнит. Год – да, помнит, семьдесят восьмой, следователь сам назвал, но сегодняшнего числа не знает. Не знает! Наступает новая волна паники – он помнит только, что уже был в похожей комнате – сегодня утром, вчера, позавчера, всю неделю – и много раз слышал те же вопросы, то же отсутствие логики. «Вы здесь, потому что вы виновны, вы виновны, потому что вы здесь». Тунь почувствовал, как туже стягивает щиколотки, и догадался – это не муравьи, а провода. Где-то здесь в комнате, он помнит, есть автомобильный аккумулятор. Тело конвульсивно, неподконтрольно дергается – остаточный эффект электрического тока с прошлого допроса. Тело помнит, даже если ум не улавливает смысла.

– Какой сегодня день, товарищ?

В аду нет времени, только вечные муки. Нервы напряжены, горло перехвачено. Ты не должен кричать ни при каких обстоятельствах. Электрический заряд сотрясает все его существо, раскалывая пополам. Огонь течет по жилам вместо крови, и все, чего хочет Тунь, – воды. Воды, пожалуйста, воды! Капельку, одну каплю на язык! Да, чай, чай! Один глоток! Краткое прояснение сознания – чай ставят у него перед глазами, так, чтобы он не дотянулся, зная, что это все, о чем он будет мечтать после электрошока. Жидкость тоже предназначена, чтобы его мучить. Все может стать инструментом пыток.

– Признайся в своих преступлениях, и тебя отведут обратно в камеру! Признайся!

Голова Туня взрывается.

Он не может отделить мысли от речи, свой собственный вой от воплей палачей, от рева пламени, испепеляющего его изнутри. Слова вырываются из горла, обжигая на ходу, распадаясь на мириады искр, игл и копий. Громоотводов. Новый разряд! И еще! Мир погружается во мрак.

Очнувшись в камере, Тунь вспомнил дату. Как раз ее-то он легко мог ответить – ему же называли сегодняшнее число на ночном допросе, когда он подписывал признание и ставил дату. Разве он не помнит? Нет. Он не смог выговорить даже это, не говоря уже о чем-то более пространном. Паника взяла верх, боль стала его единственным сознанием, и Туня снова обвинили в намеренном сокрытии информации. Стало быть, он, без сомнения, скрывает и кое-что поважнее – заговор с целью свержения Организации и прочие бесчисленные предательства.

– Ты предал партию! Если станешь отрицать, стало быть, партия ошибается, а подобные утверждения сами по себе предательство! Что бы ты ни сказал, ты виновен, вонючий труп! От этого тебе никуда не деться!