В доказательство он высоко поднял руки и засвистел беруангу. Секунду медвежонок смотрел на него, затем нехотя оставил кокос, медленно встал и поднял здоровую переднюю лапу – сломанную он держал у груди.

Рыжий «гид» торжествующе заулюлюкал, подбадривая медведя. Все обратили внимание на следы ожогов по всему телу мальчика. Ла смотрела на него во все глаза и наконец выпалила:

– Маленький дядюшка, а почему у тебя кожа морщинистая, как у дерева?

Ничуть не смутившись, «гид» пояснил, обращаясь к взрослым, будто чувствуя их острое, но сдерживаемое любопытство:

– Когда я был маленький, я добавил бензин в растительное масло. Когда я налил бензина на сковородку, вспыхнуло пламя и охватило меня всего! – На секунду его лицо потемнело, но мальчишка, тряхнув буйной шевелюрой, заявил: – Мне тогда всего пять лет было, а сейчас уже девять.

Они подошли к большой огороженной илистой яме с, как показалось сначала, бетонными фигурами. Но это оказались живые крокодилы, нежившиеся в грязи. Один из них широко разинул пасть, и мальчишка заявил:

– Он схватит все, что вы ему бросите – бананы, манго, обезьян… – Взглянув на Ла, он подмигнул мистеру Чаму и добавил громким шепотом: – И слишком любопытных маленьких девчонок!

Мистер Чам оглушительно захохотал, но сразу замолчал под выразительным взглядом Тиры.

Ла тут же отошла от грязевой ямы и взяла за руку Нарунна. Некоторое время они шли, держась за руки, – один очень высокий, другая очень маленькая. Когда они подошли к змеиной яме, Нарунн посадил Ла к себе на плечи, чтобы малютка могла поглазеть на клубок питонов, свернувшихся гигантскими раскрашенными брецелями; скрывая силу своей хватки под кажущейся ленивой неподвижностью.

– Тысяча… девятьсот… семьдесят восьмой, – медленно приговаривал человек, записывая год на верхнем листке. Отложив ручку, он поднял глаза и показал на поднос: – Чаю хотите?

Тунь не ответил, и хозяин налил немного чаю в единственную чашку. К облегчению Туня, чай был остывший, не крутой кипяток, как он опасался. Человек, словно размышляя о чем-то, глядел на светло-коричневую жидкость, затем отпил глоток и поставил чашку, кивнув своим молодым коллегам с едва уловимым приказом. Мальчишки подвели Туня к стулу в центре комнаты. Голова у Туня кружилась, перед глазами плыло. Он боялся упасть лицом на грязный кафельный пол, но его придерживали за плечи. Он почувствовал иррациональную благодарность за то, что его усадили – ни много ни мало на стул, да еще в комнате с письменным столом, воплощением образования и здравого смысла. Может, на этот раз все будет иначе? Сердце забилось чаще.

– Как бы нам сделать это более простым и менее болезненным для нас обоих? – пробормотал хозяин, отвернувшись к окну, за которым виднелся необъятный ствол старого дерева.

Тунь хотел ответить, сказать этому человеку, как он благодарен, но рот не открывался – челюсти даже заломило от сопротивления. Он мог только глотать, представляя чай в пересохшем горле. Жажда сводила с ума. «Тебя убьет не голод…» Мысли разбредались. Туню стало интересно, что еще, кроме огромного дерева, есть за маленьким квадратным окном, забранном железными прутьями. Когда его вели, толкая в спину, через двор, он шел с завязанными глазами, а теперь, в комнате с закрытой дверью, ему снова позволили видеть. Другие допросные, куда его приводили, были лишены мебели и не имели окон; эта же казалась странно цивилизованной, нормальной. «Как бы нам сделать это более простым и менее болезненным для нас обоих?» Тунь сосредоточился, силясь понять смысл вопроса. Что еще они от него хотят? Он рассказал им все, всю свою биографию, исчерпав список возможных предателей и врагов, которых мог назвать.