Тунь смотрел на крошечное лезвие, изящное, как украшение. Кулон. Амулет в форме наконечника копья. В основании даже было отверстие, чтобы продеть шнурок и носить на шее, спрятав от посторонних глаз под рубашкой с воротом. Верхний край был гладким и прямым, режущая кромка – изогнутой и суживавшейся к кончику «стрелы». Если провести по лезвию пальцем, даже легонько, наверняка порежешься. След от ржавчины вокруг отверстия показывал, что лезвие раньше крепилось к какой-то ручке крохотным винтом или болтиком. Не считая коричневого следа, наконечник был в идеальном состоянии. Работа хорошего мастера. Редкое оружие. В Слэк Даеке оно могло взяться только из тайного арсенала. Чтобы такое и попало в руки заключенного, было неслыханно, однако лезвие лежало на ладони Туня. Подарок, чтобы оборвать жизнь. Лезвие у него уже два дня, не стоит рисковать хранить его дольше. Пока Тунь прятал его, воткнув под воротник своей превратившейся в лохмотья рубашки и сейчас в первый раз вынул рассмотреть – незаметно, зажав между большим пальцем и ладонью. О лезвии не знал даже Сохон. Сейчас его, кстати, в камере не было – увели на допрос. Много раз Тунь почти готов был открыться другу, но не смог себя заставить. Это сделало бы их договор куда реальнее, подвело бы вплотную к исполнению их жуткого договора, определив, кому уходить, а кому оставаться.

«Действуй грамотно, иначе оба поплатимся», – вспомнились ему слова охранника. Туню стало интересно: что движет рукой человека? Его сердце? Что заставило мальчишку рисковать собственной жизнью ради полумертвеца? Неужели сострадание проникает даже в этот ад, как луч света через щелку в заколоченном окне? От этой мысли в нем проснулась надежда, и Тунь подумал – вот бы исчезнуть, унеся в себе этот лучик света…

День был пасмурный, серый, как речная вода, а небо бесконечно мрачное. Для Старого Музыканта было холодновато – ночью и перед рассветом он замерзал, но Тира лучшего и желать не могла – самая приятная погода за последние месяцы. Для поездки в храм она оделась легко, но скромно: простой шелковый саронг, хлопковая блузка и мягкий шарф из органзы, слегка драпировавший фигуру спереди, – покров смирения в святом месте. А он закутался в несколько слоев, одну тунику на другую, навыпуск поверх широких штанов. На шею намотана серенькая крома, чтобы защитить горло от сезонных холодов. Перед ним стоит термос горячей воды и пара высоких толстостенных стаканов, которые на этот раз у него хватило предусмотрительности одолжить в храме. Старый Музыкант предложил гостье простой воды, извинившись, что ничего другого нет. Тира ответила, что уже снова привыкла пить ее в любую погоду, как настоящая коан кхмер. Старик налил воды ей, затем себе, гадая, согласилась девушка из любезности или действительно акклиматизировалась. Пар поднимался над стаканами, исчезая в воздухе.