Музыка призраков - Вэдей Ратнер (2017)

После показавшегося бесконечным перехода по воде и суше Тунь оказался в лесном лагере – небольшой вырубке в густом тиковом лесу, целиком затененной кронами мощных деревьев. Казалось, он очутился в древнем мире – именно такой была природа много столетий назад, и Туню пришлось напомнить себе, что по-прежнему идет 1973 год.

Стояло прекрасное августовское утро – солнечный свет, пробиваясь сквозь листву, превращал в драгоценные камни капли дождя, оставшиеся с рассвета. Территорию лагеря усеивали огоньки костров, и над каждым во влажной духоте поднимался дымок. На ветвях тесно висели гамаки под большими полотнищами армейского брезента, походившего на крылья огромных летучих мышей, решивших отдохнуть. Слева от Туня параллельно лагерю бежал ручей с водой прозрачной, как стекло, – можно было видеть камни на дне и голубовато-серые холмики гальки. Молодой солдатик, одетый в черное, присев у кромки воды, пил из горсти, пристроив автомат между животом и коленями. Другой, опустив голову, стоял на коленях на мостках, сооруженных из срубленных молодых тиков, и глядел на свое отражение между круглых листьев кувшинок. Одинокий темно-розовый цветок казался почти красным на фоне черной формы и темной зелени окружающего леса.

Тунь прошел мимо солдат, собравшихся вокруг костра и евших большой печеный клубень. Коричневая, как древесная кора, кожица местами обуглилась и была припорошена золой. Каждый отламывал себе кусок, горячий и дымящийся, и передавал клубень следующему. Тунь кивнул солдатам. Один или двое кивнули в ответ, остальные лишь посмотрели на него. Какие же они юные, сущие мальчишки, некоторым на вид не больше девяти-десяти лет, включая того, который вел его через лагерь. В этих мальчишках чувствовалась твердость, а еще они казались одинаковыми, ничем не связанными друг с другом, не получившими воспитания, не знающими своих корней. Они были словно высечены из темно-серых валунов, торчащих из земли полуобгоревшими панцирями гигантских доисторических черепах.

Несмотря на множество людей вокруг, Туня подавляло ощущение безмолвия и спокойствия: огромный лес заглушал все попытки человека к самовыражению. Тунь чувствовал себя ничтожно малым, песчинкой в безбрежном зеленом море, где листья тиковых деревьев были в три раза больше его ладони. Справа от себя, там, где кончалась вырубка, он разглядел какие-то хижины, едва видимые за деревьями, и предположил, что там живут солдаты постарше, командиры и политработники. Оружие и припасы кучами лежали по всему лагерю – одни под брезентом, другие завалены листьями и ветками, третьи отданы во власть стихиям – слова на деревянных ящиках уже начали подтекать цветными струйками и выцветать.

Тунь проследовал за юным конвоиром мимо склада – сплетенной из тиковых листьев прямоугольной крыши на четырех столбах. Под навесом лежали большие пластиковые пакеты с рисом и boἰtes de conserve, как его армейские товарищи называли консервы, тайно перепродаваемые повстанцам целыми грузовиками. Тунь не знал, был ли этот запас отбит у правительственных войск, но, судя по видимому состоянию банок, консервы появились в лагере в результате обмена с предполагаемым противником. Тунь помнил, как ночью, много месяцев назад, он и еще один товарищ, назначенные руководителем подпольной ячейки сопровождающими, ехали по национальному шоссе провинции Кампот в джипе полковника армии Лон Нола, показывая дорогу грузовику, полному холщовых мешков и жестяных банок с маркировкой «США». В заранее оговоренный час солдаты правительственных войск аккуратно выгрузили содержимое грузовика на край оврага, где притаилась группа революционных повстанцев в ожидании cadeau («подарочка»). В коррумпированных армейских офицерах, готовых продать все, до чего удастся дотянуться, недостатка не было, но встречались и такие, как полковник, – сочувствовавшие делу революции. Повстанцы контролировали большую часть территории страны, и военные делали ставку на явного победителя.