Я взял Клару на руки и уложил на кровать рядом с Эльзой. Она довольно загулькала – ей было явно удобнее, чем на расстеленной на линолеуме куртке. Я быстро скинул ботинки, присел на край матраса и окинул взглядом общую картину. Я знал, что Жюльен и Гаэль иногда спят на спине, положив Клару животиком к себе на грудь, но сомневался, что смогу проделать то же самое на таком узком пространстве. Ладно, пристроюсь с краешка. Клара окажется между Эльзой и мной и точно не упадет.

Главное – не заснуть. При виде Клары, зевающей своим крошечным ротиком, меня тоже клонило в сон, но я был уверен, что не потеряю бдительности. Я улегся на самый краешек матраса, оставив Кларе как можно больше места. Впрочем, я искренне верил, что она не будет возражать, если я к ней прижмусь. Судя по тому, что она перестала двигать ручками, она уже спала.

Тогда я обратил взор на женщину, лежащую рядом. Правая рука Эльзы была согнута под каким-то странным углом. Я вспомнил, что сам, двигая тело, переместил ее ей на живот. Я осторожно приподнял эту руку, словно боясь разбудить ту, кому она принадлежала, распрямил и уложил вдоль тела. Несмотря на все усилия, мне не удалось добиться, чтобы эта безжизненная рука не касалась Клары. Но мою крестницу это, похоже, ничуть не беспокоило – она даже не пошевельнулась. Я свернулся вокруг Клары клубком, образовав что-то вроде кокона. Коленями я уперся в ноги Эльзы, лбом – ей в плечо.

На таком близком расстоянии уже знакомый мне аромат жасмина чувствовался еще сильнее. Или это ее собственный запах, пробивающийся через простыни? Я на секунду прикрыл глаза – к ним подступили слезы. Из груди вырвался всхлип, который я не смог сдержать. Рот сам собой открылся, извергая наружу сгусток горя и боли.

Я слабак. Жалкий слабак. Мне понадобилось улечься на больничную койку рядом с женщиной в коме и спящим младенцем, чтобы дать наконец волю слезам. А ведь на прошлой неделе я уже плакал, когда встречался с Жюльеном, но это совсем другое. Те двое, кто сейчас находился вместе со мной в этой палате, никогда и никому не расскажут, как я тут рыдал. Так что давай, Тибо, плачь сколько влезет.

Я плакал и плакал, не в силах остановиться. Я оплакивал собственное высокомерие, собственную слабость и собственные потаенные желания. Свою неспособность поговорить начистоту с братом. Свою зависть к Жюльену и Гаэль, к их супружескому счастью, к их идеальной семье. Я мечтал о такой же, а вместо этого тащил в больницу их дочку и стыдливо опускал глаза перед каждой улыбнувшейся мне женщиной.

Меня пробирал холод, но я знал, что это всего лишь игра воображения. Дело не в том, что мне холодно, – просто хочется, чтобы меня обняли ласковые руки. Не руки матери, и не руки Жюльена, и, уж конечно, не руки моего братца. Нет, согреть и успокоить меня могли только две руки, которые сейчас неподвижно лежали рядом, в нескольких сантиметрах. Я знал, почему именно они. Объятия Эльзы были мне нужны по одной-единственной веской причине – потому что они были мне недоступны, и, чтобы их добиться, я должен был бороться. Пожалуй, впервые в жизни.

Мне все всегда давалось легко. Я легко учился, легко сдавал экзамены, легко проходил все этапы жизни, легко вступал в отношения. Даже с Синди все прошло легко. Теперь, задним числом, я мог сказать, что и расстались мы очень легко – она дала мне достаточно оснований ее презирать, чтобы я легко переварил наш разрыв. Менее очевидными оказались всякие побочные эффекты, лишившие меня воли к сопротивлению. Поиски новой квартиры заставили меня немного напрячься, но в конечном счете это было единственное мое достижение. Несчастный случай с братом меня перепахал, хотя уж в нем-то я точно не был виноват. Все, кажется, пора со всем этим кончать.

Пора вытаскивать отсюда Эльзу.

* * *