Атлант расправил плечи - Айн Рэнд (1997)

Дэгни думала о том, каким огромным расстоянием вдруг стали пять миль, — сортировочная станция в тридцати милях от них стала недосягаемой, и это после целой эпохи трансконтинентальных железных дорог, проложенных людьми, которые мыслили тысячами миль. Сеть рельсов и огней, простирающаяся от океана к океану, повисла на обрывке провода внутри ржавого телефона. Нет, поправила себя Дэгни, дорога держалась на чем-то более мощном и утонченном. На интеллекте людей, знающих, что существование провода, поезда, работы, их самих и их поступков является безусловным, обязательным. Подобные умы исчезли, и поезд весом в две тысячи тонн оставлен на милость силы ее ног. Дэгни не пугала усталость; движение было смыслом, маленьким кусочком реальности в окружающей неподвижности. Ощущение усилия являлось конкретным волевым ощущением и больше ничем, — в пространстве, которое не являлось ни светом, ни тьмой, почве, которая не уступала и не оказывала сопротивления, тумане, который не сгущался и не рассеивался. Напряжение было единственным свидетельством движения: в окружающей пустоте ничто не менялось, ничто не обретало формы, которая могла бы отметить продвижение. Дэгни всегда удивлялась, полная скептического презрения, сектам, проповедующим истребление вселенной в качестве идеала, к которому надо стремиться. Вот это, подумала она, и есть их мир, воплощение их идей.

Появившийся впереди зеленый свет семафора послужил им ориентиром, до которого нужно дойти, но, неуместный среди расплывающегося тумана, он не принес облегчения. Казалось, он посылал им сигнал из давно угасшего мира, как звезды, чей свет еще живет после того, как они погасли. Зеленый кружок сиял в пространстве, указывая, что путь свободен, призывая к движению там, где нечему двигаться. Кто же из философов, припомнила Дэгни, считал, что движение существует и без движущихся объектов? Это был его мир.

Она обнаружила, что идет, прилагая все больше усилий, словно преодолевая сопротивление — не давящее, а засасывающее. Взглянув на Келлога, Дэгни заметила, что и он идет, как человек, сопротивляющийся урагану. Она подумала, что они двое — единственные оставшиеся в живых… одинокие фигуры, борющиеся не с ураганом, хуже — с небытием.

Через некоторое время Келлог оглянулся на фару, и глаза Дэгни последовали за его взглядом: луча позади уже не было видно.

Они не останавливались. Глядя прямо перед собой, Келлог с отсутствующим видом полез в карман; это был непроизвольный жест; он достал пачку сигарет и протянул ей.

Она потянулась за сигаретой, но вдруг схватила Келлога за запястье и вырвала из его руки пачку. Это была белая пачка с единственным украшением — знаком доллара.

— Посветите мне! — приказала Дэгни, остановившись.

Он послушно направил луч фонарика на пачку в ее руках. Она мельком взглянула на его лицо: Келлог выглядел слегка удивленным и очень веселым.

На пачке не было ни надписи, ни торговой марки, ни адреса — лишь тисненный золотом знак доллара. На сигаретах был точно такой же знак.

— Где вы это взяли? — спросила Дэгни.

Келлог улыбнулся:

— Если вы настолько осведомлены, что спрашиваете об этом, мисс Таггарт, вам следовало бы знать, что я не отвечу.

— Я знаю, что за этим кое-что стоит.

— За знаком доллара? Очень и очень многое. За ним стоит каждая жирная свиноподобная фигура в любой карикатуре, изображающая плута, мошенника, подлеца — это клеймо зла. Он означает деньги свободной страны, а значит, достижение, успех, талант, созидательную силу человека; и именно поэтому его считают клеймом позора. Он выжжен на лбу таких людей, как Хэнк Реардэн, как тавро. Вы случайно не знаете, что означает этот знак? Он означает инициал Соединенных Штатов.

Келлог отвел фонарик, но не двинулся с места; Дэгни разглядела горькую улыбку на его лице.