Питбуль - Анне Ханкок (2021)

— Подожди! — сказал Томас, кладя ладонь на ее руку. — Пока ты его не открыла, я должен предупредить, что в этом конверте есть такое, что будет трудно забыть, один раз увидев, хотя и захочется.

— Что бы там ни оказалось, я видела вещи и похуже, — сказала Элоиза, и это были не просто слова.

Она открыла конверт и высыпала содержимое на стол.

Хотя изображения были плохого качества, вид крови огорошивал.

Это были фотографии, сделанные полицией в гостиной, на полу которой лежала Бьянка Фишхоф — или то, что от нее осталось. На ней был черный бюстгальтер. Больше на теле не было одежды, но оно было залито кровью. Длинная веревка была обмотана вокруг шеи, а позади по полу тянулись кровавые следы, как будто ее тащили по комнате.

По всему телу были видны колотые раны — большие открытые порезы. На лице, на руках. На груди и животе.

Томас был прав. Элоиза никогда не сможет стереть эти образы из памяти.

— Ты когда-нибудь видела фотографии Шарон Тейт? — спросил он.

— Жены Полански? — спросила Элоиза и подняла глаза. — Актрисы, которую убили Мэнсоны?

Томас кивнул.

— Можно подумать, что это была преднамеренная попытка воспроизвести то убийство, — сказал он, указывая на фотографию. — Веревка на шее, положение тела… она даже немного похожа на нее — только с темными волосами, а не светлыми.

— Да, за исключением того, что Шарон Тейт была беременна, — сказала Элоиза.

— Бьянка Фишхоф тоже.

Она подняла глаза.

— Она была беременна?

Томас кивнул.

Элоиза посмотрела на убитую и прикрыла рот рукой.

Живот у женщины не выступал, но был и не совсем плоским.

— Ты уверен? — спросила Элоиза, не убирая руки ото рта. — Ни в одной статье ничего об этом не говорится.

— Об этом говорится в полицейском отчете, — сказал Томас. — Она была на пятом месяце, ребенок погиб. Прессе об этом не сообщали.

Элоиза снова посмотрела на фотографию и представила, как Ян находит свою дочь в таком виде. Да как вообще можно жить дальше после такого кошмара?

Она поднесла стакан ко рту и залпом осушила его.

— Кто был ее парнем? — спросила она и поставила стакан на стол. — Кто отец ребенка?

Элоиза взглянула на Томаса.

Ответ она знала еще до того, как он открыл рот.

— Рене Декер, — сказал он.

48

Подковы стучали по асфальту, и сотни всадников в черной форме ехали вдоль гавани с длинными копьями в руках. Военный оркестр Сеннерборга задавал ритм на площадке впереди, а кафе и рестораны вдоль береговой линии были переполнены людьми.

— Простите, я вас едва слышу. — Элоиза заткнула пальцем одно ухо и прижала трубку к другому. — Что вы говорите?

— Он совсем не в себе, — повторила Рут. — У меня еле получается до него достучаться.

— Но он в порядке?

— Да, он в кои-то веки пообедал и, похоже, болей у него сейчас нет. Сидит смотрит телевизор, хотя на самом деле он где-то далеко.

— Хорошо, но… Вы можете сделать мне одолжение, Рут? Скажите ему, что я скоро вернусь и что я обязательно все улажу. Ему больше не нужно беспокоиться.

Элоиза повесила трубку и повернулась к Томасу.

— Что происходит? — спросила она, указывая на лошадей.

— В городе турнир, — сказал Томас.

— Что это такое?

— Ну, что это такое в принципе? — спросил он, глядя на толпу. — Это своего рода современная версия рыцарских турниров Средневековья. Проводятся каждый год. Но копьем нужно не сбить противника, а попасть в маленькое кольцо, и тот, кто соберет больше колец, побеждает. Или что-то в этом роде. На самом деле я не совсем понимаю это, но я знаю, что самое главное в состязаниях с кольцами — не лошади, а пиво, сосиски и карусели вот здесь, на турнирной площадке. — Он указал на большую площадь.

Элоиза улыбнулась.

— Ты говоришь как настоящий туземец.

— Да, я даже начал говорить «Мойн».

— Только не это!

— Да. Все так говорят на юге!