Питбуль - Анне Ханкок (2021)

— Да. Не знаю, занималась ли она стриптизом или чем-то другим, но это, по крайней мере, объясняет, как ей удалось скопить десять тысяч крон за несколько месяцев.

— А ее там помнят?

— Похоже, да, и они, кажется, знают и Яна, и Тома Мазорека, но они не захотели со мной говорить.

Элоиза не смогла заставить себя рассказать Шеферу, что произошло. Ей было стыдно за свою беспомощность перед Рене Декером — за то, что она испугалась. Кроме того, она знала, что Шефер начнет ругаться и упрекать ее, что она подвергла себя опасности.

— А ты? — спросила Элоиза. — Ты где?

— Я возвращаюсь в Копенгаген. Закончив в Видовре, я поехал поговорить с Фишхофом, но это оказалось труднее, чем я себе представлял.

— В каком смысле?

— Ну, во-первых, мне нужно было одолеть настоящего Бада Спенсера в женском обличье, чтобы вообще войти туда — блин, ну и чокнутую же мадам они к нему приставили. Gestapo, go home![28]

«Рут», — подумала Элоиза и кивнула.

— Во-вторых, мне пришлось разговаривать с человеком, который больше напоминал лунатика. Фишхоф отвечал про пироги, когда я спрашивал про сапоги, а когда я упомянул Мию Сарк, у него совершенно опустел взгляд, и он больше не проронил ни слова. Должен признаться, я с трудом представляю себе, о чем вы с ним разговариваете, когда ты приезжаешь. Он же совершенно не в себе!

— Но он не всегда такой. Он суперкрут, если застать его в хороший день, — сказала Элоиза. — Что ты хотел, чтобы он рассказал тебе о Мии Сарк?

— Я хотел попросить его объяснить, какие отношения связывали его с ней. Подруга-докторша сказала, что в свое время видела их вместе, но разве у него не было жены?

— Да, ее звали Алиса. Она умерла от рака груди, когда они еще жили в Ринкенесе. Я разговаривала с его бывшим работодателем, и он сказал, что тогда у Яна было тяжелое время.

— Ну, тогда можно предположить, что он искал утешения после смерти жены. Может быть, он побывал в том клубе, о котором ты говоришь, и встретил там Мию Сарк.

— В «Клубе Селеста»? — покачала головой Элоиза. — Нет, не могу себе этого вообразить. Ян совершенно не такой.

— Люди в горе иногда делают то, чего не стали бы делать в обычной жизни — ведут себя так, что это идет вразрез с их убеждениями. Если Фишхофу было одиноко, он, возможно, искал общества. Возможно, он дал послабление своим принципам или исследовал ту часть себя, в которую не осмеливался углубляться раньше. Ты что-то говорила о бондаже?

— Да, у меня сложилось такое впечатление от этого места. Там были клетки и плетки. Цепи, лак, кожа — все в этом духе. А что такое?

— Мария Луиза Янг сказала, что видела, как Мия Сарк ударила Фишхофа.

Элоиза сощурилась.

— Ударила его?

— Да. Она якобы дала ему пощечину, а потом они стали целоваться.

— Что, прости?

— Ага.

— Я думала, их просто видели вместе. Я не подозревала, что они, черт возьми, были вместе!

— Предположительно, это было именно так.

— Но… — ошеломленно проговорила Элоиза. — Мия Сарк ведь была совсем юной.

— Да. Девятнадцатилетней.

— А Ян был так… так…

— Да. Немолод.

— Серьезно, он, должно быть, был лет на двадцать пять старше ее?!

— Да, и я прекрасно понимаю, о чем ты сейчас думаешь, но ей все-таки было девятнадцать лет, — сказал Шефер. — Значит, он не сделал ничего противозаконного. А если она была стриптизершей или еще чего похуже, вероятно, она была не такой уж белой голубицей, какой ее пыталась изобразить мать.

— Да, но… все равно. — Элоиза прикусила губу и посмотрела на поля, простиравшиеся за участком. Земля была черной и бесплодной, насколько хватало глаз.

— Ты нашла Зельнера? — спросил Шефер.

— Да, но от него было трудно получить какую-то информацию.

— Он же тебя не знает. Ты журналистка, а он полицейский. Масло и вода.

— Нет, похоже, проблема в другом. У меня было четкое ощущение, что он что-то скрывает.

— Зельнер?