Край чудес - Ольга Птицева (2020)

И отпустил Киру. Но не отошел, остался стоять близко-близко. Так легко было встать на цыпочки и потереться носом ему об ухо, чтобы он услышал ее горячее, чуть сбившееся дыхание. Но в слепые окна противоположного корпуса не попадал свет, Кире показалось, что тьма за ними пульсирует и ширится. Не тьма даже, а живое существо, запертое в разгромленной девятиэтажной махине. То заглянет в боковое окно, то мелькнет на пятом этаже, где перекрытия обвалились и через прореху был виден внутренний зал, весь в россыпи битых кирпичей. Покажется на открытой лестнице у шестого. Высунется из-за бортика крыши. Единая в своем множестве тень, наблюдающая за ними. «Сторожит», – отрешенно подумала Кира и удивилась: надо же, всего пару часов, а уже привыкла к внимательному взгляду из-за каждого угла.

– Жалко, что снесут, – вздохнул Тарас.

– Жалко? Тут же помойка, – не поняла Кира.

Тарас опустил ей на затылок ладонь, взлохматил волосы. На секунду Кире показалось, что сейчас он наклонится и поцелует ее в шею. А что тогда? Застыть, как дурочка? Рассмеяться? Спрыгнуть с крыши от смущения, помноженного на желание, чтобы Тарас целовал ее здесь и сейчас?

– Прикинь, сколько бы здесь людей лечилось, дострой они больницу, – задумчиво проговорил он и скользнул ладонью ей на загривок. – Скольких бы спасли от смерти. Не знаю, сколько бы выжило просто потому, что сюда их успели довести, а до других отделений нет.

Кира попыталась отстраниться от щекочущих разрядов, бьющих между ладонью Тараса и ее кожей. Заставила себя представить, как по подъездной дорожке, ярко освещенной фонарями, мчится скорая с мигалкой. К ней выбегают санитары в синих костюмах, распахивают двери, тащат на себя каталку дальше, в ослепительно белый коридор приемного покоя. А там чистота, плитка и врачебная суета. Сюда поступают больные со скорой, там – травмпункт. А выше – палаты. Хирургическое отделение. Педиатрия. Травматология. Онкологическое отделение. Кардиология. И люди-люди-люди. Бегают, заполняют карточки, плачут от боли, радуются выписке, волнуются, умирают, рождаются. Все как в обычной больнице. В клиническом центре на севере Москвы. А вместо этого бетонная крошка, покореженные банки и Край.

– Не знаю, скольких бы тут спасли, – медленно проговорила Кира. – Но можно подсчитать, сколько бы здесь не умерло. Краюшкин, например.

Тарас помолчал. С загривка его рука опустилась на спину и осталась там, между лопаток. Тепло, что исходило от него, прогоняло страх и тревогу. Кира задрала подбородок. Тарас стоял, закрыв глаза и подставив лицо ветру. Кира потянулась и дотронулась пальцами до его скулы. Тарас склонил голову, позволил ей погладить себя по щеке. Ничего преступного, просто дружеская поддержка. Съемка сложная, ночка выдалась та еще. Кира очертила кончиками пальцев линию его губ – верхняя тонкая и строгая, нижняя мягкая. В детстве Тарас часто закусывал ее, сдерживая обиженный рев. Однажды прокусил до крови, и Кира дула на ранку, чтобы не щипало. Тарас перехватил ее руку своей, поднес к губам, легонько поцеловал.

– Да, с Краюшкиным, конечно, жесть. И вообще с этими всеми… – Тарас запнулся, – ховринскими. Это же надо так поехать, чтобы в это верить. Проводник еще… У меня от него волосы дыбом.

– Где? – ухмыльнулась Кира, чтобы не выдать, как под ребрами заворочалось жарким от прикосновения губ к ее пальцам.

– Везде. – Тарас осторожно погладил ее по волосам. – Он же совсем поехавший, а ты с ним нянчишься.

Кира сбросила его ладонь. Рука вернулась ей на плечо, ладонь свободно повисла рядом с левой грудью. От этого резко свело живот. Неуместно и глупо. Абсолютно несвоевременно. Раздражение поднялось и залило все тело, даже липкий пот выступил.

– Мне его жалко, вот и нянчусь, – пробормотала Кира и выбралась из медвежьих объятий Тараса, не понимая, на кого злится – на себя или на него. – Пойдем?