Я, Всеслав - Ник Перумов (2008)

Её команда воззрилась на неё с ужасом и восхищением, но для Сони друзья сейчас словно бы перестали существовать. Предостережение Чёрного Перуна начисто стёрлось из её памяти.

* * *

Соня не пыталась поднять Меч, чего я втайне опасался. Просто постояла на коленях, касаясь рукояти, и так же безмолвно поднялась, едва слышно произнеся моё имя. Что она видела, что ей открылось? Быть может, сам грозный Перун из заокраинного далека смотрел сейчас её очами и давал ей неслышимые ни для кого советы?

Никто не дерзнёт нарушить беседу брата во Чёрном Перуне с нашим небесным отцом и покровителем.

– Я видела… – шепнула она мне, оказавшись вдруг рядом, – тебя, Всеслав. И… Чёрного Перуна. Однако Он слаб, Он нам не помощник. Попробуй ты. Уговори Меч. Пожалуйста.

Я ничего не ответил, в свою очередь опускаясь на колени перед чудесным клинком.

…Волна еле сдерживаемого гнева. Меч рвался в бой, он мечтал о сражении, о честной схватке грудь на грудь, казалось, он сам сейчас вырвется из своей ухоронки… но это оставалось лишь внешним. Он всё видел и всё знал. И предпочитал оставаться здесь, а не там, где отчаянные девчонки и мальчишки подполья гибли в бесплодных атаках.

Почему? Отчего? Зачем?..

Я разжал руки. Чуда не случилось. Меч не уговорить.

Соня смотрела на меня, насквозь прожигая взглядом.

– Он не тронется с места, – мне показалось, что я произношу смертный приговор. – Соня, не я решаю, обретёт ли Меч свободу, покинет ли он ножны, – тихо говорил я. – У него своя воля и свой разум. И если он сам не рвётся в бой – значит, высокие силы, вложенные в него еще до Потопа, до гибели Атлантиды и до возникновения самой человеческой расы, решили иначе. До сего дня они не ошибались… точнее, не отклонялись от раз для себя установленного. Русский Меч не стоял ни за красных, ни за белых. Ни за Петра, ни за Карла Двенадцатого. Ни за Кутузова, ни за Наполеона – под Аустерлицем. Ни за декабристов, ни за императора Николая. И сейчас… он тоже остаётся в стороне.

– Но почему, почему?! – с истовостью неофитов взмолилось три голоса разом. Соня молчала.

– Есть такая старая легенда, – медленно сказал я. – Она пришла к нам с Запада, но строчки её куда древнее, чем думают филологи. Помните детский стишок «Не было гвоздя – подкова пропала…»? Помните? Ну так вот, у этой легенды было продолжение. Жители покорённой страны вопросили жрецов… друидов, или иных посвящённых… как им обрести свободу, и получили ответ: пусть те, кто и в самом деле готовы пожертвовать жизнями за это, отдадут свою кровь, кто сколько сможет; пусть эта кровь будет собрана, и пусть будет выпарено растворённое в ней красное железо. И пусть из этого железа кузнецу выкуют гвоздь, один-единственный гвоздь, тот самый, которого не хватило, когда наступали враги. И когда у вас окажется этот гвоздь – тогда, не раньше, сможете вы одолеть врага. Нам, похоже, ещё не пришло время сковать такой.

Едва уловимое басовитое гудение – словно Меч кивнул мне, соглашаясь.

Молчание.

– Ты говорил о плате, если подъять Меч без его воли, – резко проговорила Соня.

– Говорил. Страшная это плата. Невинными жизнями – иного здесь не признают.

– Ты ещё что-то начал, Всеслав Брячеславич, да осёкся, у Меча велел спрашивать. Я спросила… увидела Питер в развалинах…

– Это значит, что помощь Меча может означать… ну, скажем, ковровые бомбардировки. Много хуже, чем в Дрездене. Тот всё-таки отстроили. А у нас может вообще ничего не остаться.

– Но Меч не откажет, ведь верно? Если им всё-таки воспользоваться?

Я вздохнул и развёл руками.

– Не ведаю. И никто не ведает.

– То есть он помогает, когда его левая пятка пожелает?! – из Сониных спутников Маша первой пришла в себя.

– Нет, не так. Но разве ты не слышала, что я говорил? О гвозде, который надо выковать?