Курган. Часть 1, 2 - Сергей Байбаков (2017)

— А и не надо меня переговаривать, княжич. Это я тебя вразумлять должен. Для того к тебе и приставлен, чтобы ты от меня ума-разума набирался! По выучке умельца знают, княжич.

Княжеский наставник за словом в карман не лез. Любомысл знал несчетное число историй, баек. Вдобавок казалось, что старик набит разными поговорками — только от зубов отскакивают! На любой случай у него всегда есть готовый ответ.

Тем временем усилия Борко увенчались успехом: огонь в печи разгорелся, повеяло теплом.

— Спасибо, матушка, — поблагодарил Борко печь, — спасибо за тепло и ласку.

Так принято у вендов: печь, очаг — это жилище бога Земного Огня. Ему тоже дадут положенную жертву, без этого нельзя. Огонь священен…

— Я утром кабанчика подстрелил, — сообщил Борко. — Выпотрошил сразу, он внизу лежит. Нести?

— Тащи, Борко! Скорее тащи! — обрадовался Милован. — Уха-то ушла! Небось водяной ее сейчас уминает! Сейчас мы кабанчика запечем, да не просто так: а с чесноком, с перцем! Луком пересыплем. Не хуже чем на костре получится.

Милован, ровесник Борко, еще по весне ходивший с ним в отроках, постоянно испытывал легкий голод. Конечно, под их помещением кладовая, и под нее отведен аж целый ярус, там всего полно, год можно безбедно жить — никуда не выходя, но… Там ведь все про запас приготовлено, яства хоть и вкусные, но холодные. А Миловану хотелось чтоб с пылу, с жару! Он еще на берегу, перед мороком, у котла с ухой вертелся, чуть не приплясывал. Милован в нетерпении вскочил.

— Где кабанчик? Я щас мигом сбегаю!

Борко прикрыл устье печи заслонкой. Чтоб бог земного огня Агуня, войдя в силу, не швырял головешки, не гневался, что еще не получил положенную требу.

— К моему седлу кожаный мешок приторочен. Там кабанчик, в холстину укутан. Да погоди, Милован, я сам схожу. Жеребцов заодно гляну. Ну что, други! Готовим кабанчика? А, Любомысл? Поможешь?

Любомысл одобрительно кивнул.

— Тащи толстомясого! Я вас научу, как кабанчика в глине запекать, без всяких вертелов.

— Да он еще худенький, весенний. Сала не нагулял, какое там мясо. — Поднявшись, Борко скоро направился к спуску.

— Ничего, и такого съедим, — залучился морщинами Любомысл. — Тащи, хлеб за брюхом не ходит. Да, Борко! Глянь, что там в кадках да бочонках. Поищи хлебного вина. Больным дадим, да и сами в меру попользуем. Не помешает.

Тем временем, Велислав уже обдумал, что делать дальше. Тронул за плечо Прозора.

— Прозор, давай наверх сходим. Глянем, что на белом свете, да на Гнилой Топи творится. С твоими глазами все увидим.

Польщенный Прозор вскочил. Простодушному богатырю нравилось, когда вспоминали о его чудесном даре: дело в том, что Прозор видел в кромешной тьме так же ясно, как и при ярком свете.

— Пошли! Что бы вы без моих-то глаз делали? Вижу я, конечно, ой-ей-ей! Сейчас все увидим!

— Ребята! — настойчиво-твердо сказал Велислав. — Пока мы наверху высматривать будем, вы прикройте все бойницы ставнями. Чую я, что это еще не конец.

Велислав наполовину вытащил из ножен и с шелестом вогнал обратно меч. Через левое плечо накинул тул со стрелами. Вытащил из налучья лук, щипнул тетиву. Прозор тоже проверил оружие. Оно подстать богатырю: меч длиннее, лук на локоть выше, чем у других дружинников, шестопер тяжелее. На левые руки дружинники надели защитные щитки: все-таки лук — это основное оружие. Лучше вендов из лука никто не бьет. Щиток сбережет руку.

Воины, поднявшись по скрипучей пологой лестнице, выставили пол-створки просмоленного дубового люка. Весь люк открывать ни к чему — не дружина наверх выскакивает. Неуловимыми тенями венды выскочили на каменную площадку, створку за собой опускать не стали — это путь для отхода. По помещению прошла волна ночной сырости.