Девушка по соседству - Джек Кетчам (1989)

В своей комнате я потягивал пивко и думал о Мег. Размышлял о том, должен ли я ей как-то помочь. Но здесь был конфликт интересов. Мег меня по-прежнему привлекала. Она мне нравилась, но Донни и Рут были моими старыми друзьями. Да и нужна ли ей помощь вообще? В конце концов, детей бьют, ничего нового. Но было непонятно, куда все это приведет.

– Что мы теперь будем делать? – сказала Рут.

Я уставился на акварель Мег на стене и задумался.

Глава двадцать третья

Рут решила так: отныне Мег запрещалось в одиночку выходить из дома. С ней должны быть Рут, Донни или Вилли. Но чаще всего она вообще не выходила. И потому у меня не было возможности спросить Мег, чем я могу помочь, если ей вообще нужна была чья-то помощь, и неважно было, сделал бы я что-нибудь или нет.

Теперь от меня ничего не зависело. По крайней мере, я так думал.

Для меня это было большим облегчением.

Пусть даже я чувствовал, что потерял что-то – доверие Мег, общение с ней, – однако всерьез об этом не задумывался. Я знал, что дела в доме Чандлеров пошли наперекосяк, но какое-то время наблюдал за всем происходящим, держась при этом в стороне. Мне нужно было самому со всем разобраться.

В течение нескольких дней я бывал у Чандлеров реже, чем обычно, и это тоже было немалым облегчением. Я таскался с Тони, Кенни, Дениз, Шерил – и даже с Эдди, когда он не представлял особой опасности.

Вся улица шушукалась о том, что происходит в их доме. Любой разговор рано или поздно сводился к Чандлерам. Невероятным было то, что Мег втянула в это дело полицию. Вот это был бунтарский поступок, с которым мы никак не могли примириться. Представьте только, пожаловаться на взрослого – особенно если это практически твоя мать – в полицию? Это было просто немыслимо.

И все же в такой идее был немалый потенциал. Эдди проворачивал ее в голове и так, и этак. Наверное, мечтал о том, как бы половчее сдать папашу. Задумчивый Эдди был для нас в новинку. Это только усиливало ощущение странности происходящего.

Но помимо истории с копами, все – включая меня – знали одно: детей серьезно наказывали практически без причины, в чем не было ничего нового. Новым было то, что это творилось в доме Чандлеров, который мы все считали тихой гаванью. Это, плюс тот факт, что во всем участвовали Вилли и Донни. Но даже и это не показалось нам чем-то небывалым.

Мы уже знали нечто подобное – Игру.

Нет, прежде всего дело было в копах. И в Эдди, который после долгих размышлений вынес вердикт.

– Ну и хрена ли ей это дало? – вопрошал он. Задумчивый Эдди.

И здесь он был прав. Еще более странным было то, что в течение недели наше отношение к Мег медленно менялось. Восхищение смелостью ее поступка, самой мыслью о том, чтобы бросить вызов Рут открыто и публично, сменилось каким-то полуосознанным презрением к Мег. Ну как можно быть такой дурой, чтобы надеяться, будто коп примет сторону ребенка против взрослого? И как же она не понимала, что станет только хуже? Как могла она быть такой наивной, доверчивой тупицей?

Полисмен – твой друг. Ну да, как же. Чушь собачья. Из нас никто бы так не поступил. Мы-то понимали, что можно, а чего нельзя.

Странно, однако по прошествии всего лишь недели поступок Мег уже вызывал в нас негодование. Словно осечка с мистером Дженнингсом была плевком всем нам в лицо. Словно она швырнула нам в лицо печальную истину: мы бессильны, потому что мы всего лишь дети. И это «всего лишь дети» обретало для нас новый смысл, несло в себе ощущение угрозы – нечто, о чем мы всегда знали, но никогда не задумывались. Черт возьми, да взрослые могли – будь у них желание – нас хоть в реке утопить. Мы ведь были всего лишь детьми. Мы были собственностью взрослых. Телом и душой мы принадлежали нашим родителям. И были обречены на неудачу при столкновении с любой опасностью, исходящей из мира взрослых. А это означало безнадежность, унижение и гнев.