Девушка по соседству - Джек Кетчам (1989)

– Газеты, – сказала она. – Сверните их потуже. И снова бросьте в слив.

Вуфер, Эдди, Дениз и Донни сделали так, как она сказала. Рут закурила. Вилли стоял позади меня.

Я бросил взгляд на лестницу. Она была от меня всего в нескольких футах. Заманчиво.

Они свернули газеты.

– Уложите их плотнее, – сказала Рут.

Они запихнули газеты в раковину.

– Дело вот в чем, – сказала Рут. – Женщина хочет мужчину не всем своим телом. Нет. Она хочет его одним-единственным местом. Знаешь, о чем я, Дениз? Нет? Еще нет? Ну ты еще узнаешь. Женщина хочет мужчину одним-единственным местом, и место это прямо здесь, между ее ног.

Она указала пальцем на это место и прижала к нему ладонь. Все замерли.

– Всего лишь маленькая точка, – сказала она. – Но если устранить ее, знаете, что будет? Будет устранено ее желание. Серьезно. Желание исчезает навсегда. Это постоянно делают в разных странах, когда девочке исполнится сколько-то там лет. И блудить да погуливать она уже не будет. В разных странах, не знаю, – в Африке, Аравии, Новой Гвинее. Там это вполне нормально. И я подумала, а почему бы не у нас? Мы просто устраним эту маленькую точку. Прижжем ее. Выжжем вот этим ломиком. И тогда она станет… безукоризненной.

На мгновение воцарилась гробовая тишина. Все уставились на нее, не веря своим ушам.

Я ей поверил.

И все, что я пытался понять в течение нескольких последних дней, сложилось наконец в ясную картину.

Я задрожал, словно стоял голышом на жестоком декабрьском ветру. Потому что уже увидел все это, почуял запах, услышал ее вопль. Я увидел все, что ждало Мег в будущем, что ждало меня – все последствия этого действа.

И я знал, что в своем понимании я одинок.

У остальных – даже у Рут, с ее безумной неуправляемостью, превратившей ее в тюремщицу, со всей ее изобретательностью по части пыток, со всеми ее монологами о том, что было бы, не лишись она работы, не встреть она Вилли-старшего, не выйди за него замуж, не нарожай детей, – у остальных просто недоставало воображения.

Никакого. Вообще. Они даже представления обо всем не имели.

Вне самих себя и вне рамок настоящего момента они были слепы. И абсолютно пусты.

А я, да, я дрожал. На то были причины. Я дрожал от понимания.

Я был в плену у дикарей. Я жил с ними. И был одним из них.

Хотя нет. Не дикари. Конечно же, не дикари.

Мы были гораздо хуже.

Скорее мы были чем-то вроде стаи диких собак или кошек, вроде роя свирепых красных муравьев, с которыми так любил играть Вуфер.

Чем-то вроде совершенно другого биологического вида. Существами, которые выглядели как люди, но были лишены любых человеческих чувств.

И меня сейчас засасывала эта инаковость.

Это зло.

Я бросился к лестнице.

Я услышал, как выругался Вилли, и почувствовал, как лезвие его ножа скользнуло по моей спине. Схватился за деревянные перила и вскочил на ступеньки.

И споткнулся. В глубине убежища стояла Рут, она орала, тыча пальцем в мою сторону, рот ее превратился в черную зияющую дыру. Я почувствовал, как Вилли вцепился мне в ногу и потянул на себя. Рядом со мной стояли банки с краской и ведро. Я смел их вниз, Вилли опять выругался, Эдди тоже, но я высвободил ногу. Встал. И вслепую кинулся вверх по лестнице.

Дверь была открыта. Я вылетел наружу.

Летняя жара накрыла меня тяжелой душной волной. Я не мог кричать. Я задыхался. И услышал, что они настигают меня. Я спрыгнул с крыльца.

– Быстрее! – заорал Донни.

В следующую секунду он налетел на меня, сила его прыжка сбила меня с ног, вышибла остатки воздуха из моей груди, но и сбросила Донни с моей спины. Я среагировал быстрее, чем он. Я вскочил на ноги. Сбоку появился Вилли, он блокировал дорогу к моему дому. Его нож блеснул на солнце. Я не стал прорываться.

Я увернулся от раскинутых рук Донни и побежал через двор, направляясь в лес.