Мастер-класс - Кристина Далчер (2020)

Ну так устройся в другое место, — с некоторым раздражением подумала я. Но вслух сказала:

— Вы не любите собак?

— Смеетесь? Я собак просто обожаю. А не нравится мне вот что: сегодня утром к нам привезли еще десять. А у нас уже ни места, ни денег. Впрочем, денег у нас никогда и не было достаточно. А Квини здесь дольше всех прожила.

Я смотрела, как они уходят, и вся жизнь Квини вдруг возникла передо мной словно в ярком свете прожектора. Новорожденная Квини с удовольствием сосала молоко, уютно устроившись у матери под боком вместе со своими братьями и сестрами. Каталась в траве, в которой тонули ее, тогда еще коротенькие, лапки. Грелась на солнышке. Играла с мячиком и с какой-то пищалкой из толстой резины, в которую обычно кладут немного арахисового масла. Ее возили на автомобиле, и она высовывалась из окна, нюхая воздух, со свистом пролетавший мимо. А потом однажды случилась беда. Квини, опустив голову и свернувшись клубком, лежала в углу, понимая, что оплошала; она ведь знала, что нельзя писать на хозяйский ковер, но, что поделаешь, не сдержалась. И тогда ее отвели в этот стерильный, пахнущий хлоркой приют, и она послушно сидела, пока ее молодой хозяин заполнял и подписывал разные документы. А потом она увидела в окно, как он, тот, кто когда-то с гордостью назвал ее Квини, сел в машину и уехал.

Плакать за рулем мне было никак нельзя, и я сдерживалась из последних сил. Но довольно резко велела Энн заткнуться, когда она стала ныть и жаловаться, что зря мы поехали смотреть на таких никчемушных собак. Слезы туманили мне глаза, и я плохо видела дорогу, а деревья на обочине и вовсе сливались в сплошное неразличимое пятно, хотя мне приходилось лавировать между машинами на запруженных трафиком улицах, поскольку уже близился час пик. Меня раздирало желание выть во весь голос, орать, ругаться нехорошими словами, и я не делала этого только потому, что на заднем сиденье, испуганно примолкнув, сидели обе мои дочери. Но едва мы свернули на нашу подъездную дорожку и я выпустила детей из машины, я тут же под каким-то вымышленным предлогом ринулась в ванную комнату, заперлась, включила воду на полную мощность и наконец разрыдалась. И рыдала подвывая до тех пор, пока не выплакала все слезы.

Глава пятьдесят восьмая

— Легкое сотрясение, но, думаю, все обойдется, — услышала я чей-то голос, хоть и не могла понять, откуда он исходит. Но звучал он очень мягко, приятно и как бы полукругом отгораживал меня от той боли, что гудела в левой части моей головы. И в течение некоторого времени, продолжительность которого вряд ли поддавалась определению, единственным, что я сознавала, был звук этого голоса.

Новые ощущения постепенно возникали, но медленно, одно за другим. К моему виску прижали что-то похожее на лед. Кто-то, надавив пальцами на веки, широко раскрыл мне глаза. Чей-то глаз вдруг оказался буквально в дюйме от моего собственного. Раздался звонкий голос какой-то девушки, густо приправленный аппалачским акцентом; голос звучал взволнованно и все уговаривал меня лежать неподвижно и молчать.

Сотрясение у меня или нет, но я понимала: мне нужно встать, двигаться, говорить. Правая рука Руби Джо, явно несогласная с этим, решительно прижала меня к дивану, а Мелисса пока что принялась выкладывать имеющиеся у нее сведения.

— Мы уже довольно давно ведем слежку за этими подонками из «Достойной семьи». Пытались выяснить, откуда им деньги поступают, кого они в высших органах законодательной власти поддерживают, каковы их ближайшие планы. Бонита Гамильтон постоянно кружила над ними, как муха над кучей дерьма, да только мало что сумела разведать. Зато у нее возникли определенные предположения, даже целая теория.

— Евгеника, — с трудом вымолвила я.