Мастер-класс - Кристина Далчер (2020)

— В самую точку! — воскликнула Лисса. — Ведь большинство людей о том, что такое евгеника, понятия не имеют. Я преподавала историю почти тридцать лет и ни разу не видела, чтобы хоть в одном учебнике упоминались бы некий Фонд улучшения человечества или Ассоциация исследователей-евгенистов. О евгенике вообще не говорилось ни единого слова, как если бы это было нашей маленькой грязной тайной, неким небольшим затруднением на нашем пути, неким мусором, от которого мы, впрочем, никак не можем избавиться, а потому попросту заметем его под ковер да и забудем о нем.

Мелисса вскипятила на маленькой плитке воду, в воронку с вложенным в нее фильтром засыпала двойную порцию молотого кофе, продолжая тем временем обрушивать на меня всевозможные факты, перечислять огромные, просто невероятные суммы денег, поступавшие от таких прогрессивных деятелей, как Рокфеллер, Карнеги и Гарриман, и рассказывать, как ученые из Лиги плюща[47] сознательно и умело искажали определенные данные.

— А между тем все это приобрело невероятный размах, — продолжала Лисса. — И особенно высокая волна поднялась в 1912 году благодаря как раз вон тому документу. — И она мотнула головой в сторону книги, лежавшей на кухонном столе.

— Там говорится… — дрожащим голосом сказала я, — …об эвтаназии.

— По нашему мнению, «Достойная семья» вряд ли доберется до летальных решений, — утешила меня Лисса. — Во всяком случае, они и за сто лет ни разу такой попытки не предприняли. По крайней мере, в Америке.

— О да, это внушает какую-то надежду, — попыталась пошутить я.

Руби Джо нахмурилась и возразила:

— Предпринимали они такие попытки! По словам моей бабули, они много чего такого делали. Правда, как бы пассивно. Ну там, например, «забывали» покормить младенца или «совершенно случайно» забывали давать антибиотики старику, заболевшему какой-то инфекционной болезнью. У бабушки был миллион таких историй — она ведь в городской больнице работала. Но Лисса права. В основном они пользовались иными способами. Наверное, если бы то учебное заведение, в которое сослали мою бабулю, не закрылось, меня бы, вполне возможно, и на свете не было.

Мы с Мелиссой дружно на нее посмотрели, хотя мне, как оказалось, было больно даже немного голову повернуть.

— Что? — вырвалось у меня.

Руби Джо кисло усмехнулась.

— А то! Неужели ты не поняла? Я действительно могла и на свет не появиться. То есть вообще. И матери моей могло бы не быть.

Нет, я, разумеется, прекрасно все поняла, но мне не хотелось это понимать. Я отказывалась это понимать точно так же, как отказывалась понимать, почему люди заболевают проказой, сифилисом или раком.

А Руби Джо снова внимательно на нас обеих посмотрела, тряхнула копной рыжих волос и сказала:

— Помните, я как-то упоминала Оливера Венделя Холмса? У него были и еще кое-какие интересные высказывания. Он говорил, например, что, если бы существовал закон, оправдывающий принудительную вакцинацию, мы могли бы создать к нему поправку, согласно которой женщинам можно было бы принудительно перевязывать фаллопиевы трубы. Именно это им чуть не удалось и с моей бабулей сотворить в том далеком 1957 году. Кто-то рассчитал, что куда проще никого не убивать, а всего лишь поставить точку, лишив «этих» способности размножаться.

Мелисса яростно поддержала Руби Джо:

— Да! И эти идеи пользовались широчайшей популярностью вплоть до 1979 года.

Я, собрав все силы, попыталась встать и вытащила из рукава свернутый листок.

— Нет. Ты не права. Это до сих пор продолжается и даже получило дальнейшее развитие.