Мастер-класс - Кристина Далчер (2020)

Годдард

Харримен

Лафлин

Нолл

Сенджер

Томпсон

Почти все фамилии были мне не знакомы или, точнее, были не знакомы еще несколько минут назад. Я машинально протянула руку к нижней полке, оттолкнула мусорную корзину и выдвинула стойку с файлами на несколько дюймов вперед; этого оказалось вполне достаточно, чтобы прочесть названия двух трудов, прятавшихся за стойкой:

Слабоумные в нашей среде: институции для умственно отсталых на Юге в 1900–1940 гг.

Семейство Калликак[22]: исследование наследственного слабоумия

Остальное на этой полке, впрочем, составляли не книги, а подшивки журналов. Например, в подшивке Бостонского журнала по медицине и хирургии за 1912 год я обнаружила закладку — да и страницы там раскрывались сами собой — на статье Уолтера Фернленда. Одного лишь названия этой статьи оказалось достаточно, чтобы кофе, выпитый утром, вскипел внутри горькой волной и попытался излиться наружу. Название было таково: «Тяжкая ноша слабоумия».

Это еще что за дерьмо?

Компьютер Малколма не включался — началась какая-то ерунда с проверкой безопасности, возможно, я неправильно набрала пароль, — и я притащила свой лэптоп и вместе с ним снова устроилась на полу среди разбросанных книг и журналов, насторожив уши, точно дикое животное, и прислушиваясь к каждому звуку внизу. Руки у меня так сильно дрожали, что я и свой пароль дважды неправильно набрала, и окошко для ввода недовольно тряслось, каждый раз повторяя мне, словно нерадивому ученику: нет, нет, нет, когда я нажимала на возврат. Когда это произошло в третий раз, я стала нажимать на клавиши предельно внимательно и медленно, чтобы уж точно быть уверенной, да еще и читала напечатанное буквально по буквам. Все было правильно — я была в этом уверена! — но компьютер продолжал нервно содрогаться и словно грозить мне пальцем.

И этот «грозящий палец», наконец догадалась я, принадлежал моему мужу, который давал мне понять, что для меня недоступен не только его компьютер, но и мой собственный.

Малколм его тоже запаролил.

Глава двадцать шестая

Я уже собиралась схватиться за телефон, как за последнюю соломинку, но потом передумала, вместо этого позвонила родителям и уже через пятнадцать минут сидела за рулем и ехала на северо-запад.

Радио было включено; шло какое-то ток-шоу, и Мадлен Синклер своим сахарным голосом отвечала на вопросы очередного интервьюера. А ведь когда-то мне это ток-шоу даже нравилось; там порой бывали в гостях люди, способные сказать немало интересного. Я, например, хорошо помнила королеву Нур из Иордании, говорившую о важности межкультурного диалога, или Урсулу Ле Гуин, признающуюся в том, какие сложности возникают у писательницы, когда она становится матерью, или Рея Чарлза, мягко ностальгирующего по тем временам, когда он ребенком слушал «Grand Ole Opry»[23]. Но то было раньше; а теперь там вещала Мадлен Синклер. «А также у нас имеются потрясающие проекты взаимодействия с нефтяными компаниями, — уверенно говорила она. — Благодаря этим проектам «Достойная семья» сумеет подняться на новый, небывало высокий уровень…»

— Да пошла ты со своей «Достойной семьей»! — злобно рявкнула я, обращаясь к радиоприемнику. Был самый разгар утреннего часа пик, и я, пробираясь в пробках, страстно мечтала поскорее избавиться от зрелища этих унылых металлических гробов, заполонивших шоссе I-66, и выбраться на извилистые, зато относительно свободные боковые дороги. Пока что потрясающие проекты Мадлен Синклер вывели мою семью на два новых уровня: я испытывала мучительный страх за свою младшую дочь, которая в настоящее время тряслась в желтом автобусе, в одиночестве направляясь в Канзас и пересчитывая телефонные столбы; а еще я испытывала новый приступ отвращения к собственному мужу.

Ну разве это не потрясающе? Нет? Тогда я просто не знаю, что значит «потрясающе».