Планета Вода - Борис Акунин (2015)

– Ничего, он у меня не уйдет! Он спрятал свою лодку где-то здесь! Я найду! Найду!

– Стойте, не порите горячку!

Но титулярный советник уже несся вдоль самой кромки, грозно размахивая пистолетом.

Эраст Петрович кинулся было вдогонку, но остановился над обрывом, прикрыл глаза от низкого солнца. Посмотрел вслед Клочкову.

Берег был отвесный, волны внизу плескались о сплошной камень. На обозримом пространстве лодку спрятать было негде. Спуститься тоже невозможно.

Фандорин повернулся к реке. Широкая, ко всему безучастная, она поблескивала розовыми чешуйками. Эраст Петрович чуть наклонился, прищурился. На миг зажмурился, а, когда снова открыл глаза, они горели ледяной яростью. Фандорин издал нецивилизованный звук, весьма похожий на рычание. Дернулся бежать за Клочковым – но оглянулся на кусты и, чертыхнувшись, вернулся к месту убийства.

Перевернул докторшу на спину, влепил ей несколько быстрых пощечин, чтобы привести в чувство.

Аннушкина заморгала, недоуменно уставилась на Фандорина. Слабо вскрикнула:

– Боря! Убили Борю… Ну, и я умру. Зачем теперь…

Она сунула руку за пояс. Блеснуло острие скальпеля – Эраст Петрович едва успел перехватить запястье.

– Слушайте, у меня нет на вас времени, – зашипел он, вырвав инструмент. – Вы, конечно, можете наложить на себя руки. Мир много не потеряет. Но вы ведь, кажется, вынашиваете ребенка? Так живите, черт бы вас побрал. Попробуйте быть женщиной, а не пародией на мужчину. Человек вы скверный и скорее всего вырастите сына или дочь своим подобием. Но может быть, и нет. С детьми всегда есть шанс, что они окажутся лучше своих родителей. Уж побольше, чем на то, что у гадюки вырастет не ядовитое потомство. А есть люди, которые не лишают шанса даже гаденышей…

– Что за бред вы несете? – Аннушкина смотрела на его искаженное бешенством лицо с ужасом. – Вы на себя не похожи. Какая муха вас укусила?

Когда клокочешь от ярости на себя за то, что совершил ошибку, которую уже не исправить, нужно выдавить это разъедающее душу чувство, как гной из нарыва: облечь в слова и выплюнуть их.

Так Фандорин и сделал. По-японски – чтобы докторша не узнала то, чего ей знать незачем:

– Хидои матигаи о окаситэ симатта!

Выплюнул отраву – и сразу стало легче.

– А? – пролепетала Людмила Сократовна.

– Да черт с вами. Поступайте как з-знаете.

Он распрямился, оглянулся на закат.

Скоро, совсем скоро стемнеет.

* * *

С края высокого берега, куда не достигал кустарник, было видно далеко вперед. Маленькая фигурка Клочкова двигалась короткими рывками. Через каждые пятнадцать или двадцать шагов титулярный советник останавливался и смотрел вниз – выглядывал в расщелинах и меж камней Шугая с его челноком.

Фандорин же бежал не останавливаясь, и расстояние быстро сокращалось. Оставалось шагов двести, когда Сергей Тихонович вдруг закричал:

– Стой! Стой! Буду стрелять! – Обернулся, увидел Эраста Петровича, показал вниз: – Вон он! Вон!

От подножия утеса отделилась черная тень, выскользнула на более светлое место, и стало видно, что это маленькая лодка, а в ней человек. По меховой шапке, по звериной ловкости, с которой человек управлялся с веслом, Фандорин узнал Шугая.

Па! Па! Па! – трескуче, но не так уж громко ударили пистолетные выстрелы.

Круча в этом месте была даже не отвесной, а втянутой внутрь – река сильно подмыла берег. Сверху вниз – не больше пятнадцати метров, пустяк для хорошего стрелка, однако Клочков к числу таковых, кажется, не относился.

Эраст Петрович ускорил бег.

Было видно, как гребец откладывает весло, выгибается, странно подносит руку ко рту, будто показывает Клочкову сжатый кулак.

Товарищ прокурора схватился обеими руками за горло, зашатался – и, перекувырнувшись, полетел вниз. Как тело упало в воду, Фандорину было не видно, но донесся шумный всплеск.