Атлант расправил плечи - Айн Рэнд (2011)

Она застыла: он никогда еще не называл ее этим словом. Откинув голову, он улыбнулся своей самой ослепительной улыбкой.

– Впервые ты дала слабину, Дагни, – сказал Риарден.

Тряхнув головой, она рассмеялась. Он протянул через стол руку и накрыл ладонью ее обнаженное плечо, словно предлагая поддержку. С ласковым смехом, как будто ненароком, она коснулась губами его пальцев и опустила голову, чтобы он не заметил, что в ее глазах сверкают слезы.

Подняв голову, она одарила его ответной улыбкой, и весь вечер превратился в их торжество, реванш за все его ночи в рудных шахтах, за все годы, миновавшие со дня ее первого бала, когда, скрывая одиночество под маской веселости, она размышляла о людях, надеявшихся, что огни и цветы придадут им величие.

«Нет ли в том, чему нас учили, извращения, ошибки, порочной и даже фатальной?» – эти его слова она обдумывала, полулежа в кресле в своей гостиной унылым весенним вечером, ожидая его прихода. «Еще, дорогой, – думала она, – еще немного, и ты освободишься от этой ошибки и от той ненужной боли, которую ты не должен носить в себе…» Но она чувствовала, что и сама не видит пока всего пути, и не может знать, какие шаги ей осталось совершить.

Шагая по темным улицам к дому Дагни, Риарден засунул руки в карманы, крепко прижав ладони к бокам, потому что не хотел ни к кому прикасаться, даже случайно. Он никогда прежде не испытывал такого чувства – отвращения, которое не было вызвано чем-то конкретным, а просто затопило весь город. Он мог бы понять неприязнь к чему-то конкретному и мог бы побороться с этим, уверенный, что оно не относится к реальному миру. Но чувство, что весь мир – тошнотворное место, которому он не хочет принадлежать, было новым для него.

Он провел совещание с производителями меди, повязанными по рукам и ногам кучей директив, ставших реальной угрозой их существованию в грядущем году. Ему нечего было им посоветовать, он не мог предложить решения проблемы. Изобретательность, принесшая ему славу человека, который всегда находит способ не останавливать свои прокатные станы, не помогла отыскать путь к спасению производителей меди. Все они понимали, что такого пути не существует, ведь изобретательность – свойство ума, а при сложившихся обстоятельствах разум давно уже стал бесполезным.

– Это дело рук парней в Вашингтоне и импортеров меди, – сказал один. – В основном компании «Д’Анкония Коппер».

«Еще один маленький, противный укол боли, – подумал он, – чувство обманутого ожидания, на которое он не имеет права». Риардену полагалось знать, что это может совершить только такой человек, как Франсиско д’Анкония, и ему было горько, что где-то в мрачном мире погас еще один яркий огонек.

Он не мог разобраться, породила ли эту всепоглощающую тошнотворность невозможность действовать или, наоборот, тошнотворность лишила его желания действовать. И то и другое справедливо, решил он. Желание действия предполагает возможность действий; действие предполагает цель, которая стоит того, чтобы ее добиваться. Если единственная цель – пресмыкаться перед всякими мафиози ради сомнительного преимущества, тогда желание действовать просто пропадает.

«А может ли продолжаться жизнь? – равнодушно спрашивал он себя. – Суть жизни, – думал он, – состоит в движении; жизнь человека – движение к цели. Каково положение человека, у которого отбирают и движение, и цель; человека, закованного в цепи: ему позволено только дышать и бессильно созерцать те огромные возможности, какие он мог бы реализовать? Человека, которому позволено только кричать “Почему???” и в качестве единственного объяснения видеть ружейный ствол, направленный ему в лицо?» Он на ходу пожал плечами, ответа ему даже искать не хотелось.