Атлант расправил плечи - Айн Рэнд (2011)

Дагни продолжила монотонным, начисто лишенным эмоций голосом:

– Я думала, что смогу жить без нее. Не смогла. Никогда больше не сделаю такой попытки. Франсиско, ты помнишь? Мы оба верили, когда начинали, что единственный грех на земле – сделать дело плохо, и я до сих так считаю, – тут в ее голосе зародилась живая нота. – Я не смогу стоять в стороне и смотреть, как они копаются в моем туннеле. Я не смогу принять того, что приняли все они, Франсиско, того, что мы считали таким ужасным – веру в несчастье, как в судьбу, которую нужно слепо принимать, с которой не нужно бороться. Я не могу принять покорность судьбе. Я не могу смириться с беспомощностью. Я не могу отречься. Поэтому, пока есть еще железная дорога и ею нужно управлять, я буду ею управлять.

– Чтобы поддерживать мир мародеров?

– Чтобы поддерживать саму себя.

– Дагни, – медленно произнес он, – я знаю, почему ты любишь свою работу. Знаю, что она для тебя значит, как ты любишь пускать поезда. Но ты не сможешь их пускать, когда они опустеют. Дагни, что тебе представляется, когда ты думаешь о движущемся поезде?

Она смотрела на город.

– Жизнь обычного, нормального человека, который мог бы погибнуть в катастрофе, но избежал ее, потому что я ее предотвратила. Человека, обладающего разумом и неограниченными амбициями, не идущего на компромисс, любящего свою жизнь… такого, какими были мы сами, ты и я, когда начинали. Ты отказался от него. Я не могу.

Он ненадолго прикрыл глаза, сжав губы, чуть улыбнувшись, и эта улыбка заменила стон понимания, нервозности и боли. Он спросил с нежной печалью:

– Ты думаешь, что все еще сможешь служить ему, управляя дорогой?

– Да.

– Хорошо, Дагни. Я не стану пытаться остановить тебя. Раз уж ты так думаешь, тебе никто не сможет помешать. Ты остановишься сама в тот день, когда обнаружишь, что твоя работа служит не жизни человека, а его уничтожению.

– Франсиско! – в изумлении и отчаянии воскликнула она. – Ты же понимаешь, ты знаешь, кого я имею в виду, ты видишь этого человека!

– О да, – просто и буднично ответил он, глядя в одну точку, словно воочию лицезрел в комнате реального человека. И добавил: – Что тебя удивило? Ты же сама сказала, что мы некогда были такими же. Мы ими и остались. Но один из нас предал его.

– Да, – жестко ответила она. – Один из нас. Мы не сможем служить ему, если отречемся.

– Мы не сможем служить ему, вступая в сговор с его разрушителями.

– Я не вступаю с ними в сговор. Они нуждаются во мне. Они это знают. Я заставляю их принимать мои условия.

– Ведя игру, из которой они извлекают пользу, а тебе причиняют ущерб?

– Единственная польза, которую я хочу извлечь для себя, – сохранить жизнь «Таггерт Трансконтинентал». Мне все равно, пусть они заставят меня заплатить выкуп. Пусть получат, что хотят. Я получу железную дорогу.

Он улыбнулся.

– Ты так думаешь? Думаешь, что тебя защитит их нужда в тебе? Думаешь, что ты можешь дать им то, чего они хотят? Нет, ты не уйдешь, пока не увидишь собственными глазами, чего они хотят на самом деле. Знаешь, Дагни, нас учили, что Богу – Богово, а кесарю – кесарево. Возможно, их Бог такое дозволяет. Но человек, которому мы служим, нет. Он не допускает двойной лояльности, войны между разумом и телом, пропасти, разделяющей ценности и действия, не признает никакой дани кесарю. Он не допускает существования кесарей.

– Двенадцать лет, – мягко произнесла она, – я и подумать не могла, что настанет день, когда я смогу на коленях просить у тебя прощение. Теперь я считаю такое возможным. Если я пойму, что ты прав, я сделаю это. Но не раньше.

– Ты сделаешь это. Но не стоя на коленях.