Триумфальная арка - Эрих Ремарк (1946)

Рыжий только пожал плечами. Равик и не ждал другого. В первые годы действительно все лихорадочно расспрашивали вновь прибывших, ловили каждую весть из Германии, со дня на день ожидая краха Третьей империи. Теперь всякий понимал, что только война может привести к крушению рейха. И всякий мало-мальски разумный человек понимал также, что правительство, решающее проблему безработицы путем развития военной промышленности, в конце концов столкнется с альтернативой: война или внутренняя катастрофа. Значит, война.

— Мат, — без особого торжества объявил Финкенштейн и встал. Он посмотрел на Равика. — Не знаете ли средства от бессонницы? С тех пор как я здесь, совсем не могу спать. Засну и тут же просыпаюсь.

— Пейте, — сказал Морозов. — Бургундское. Побольше бургундского или пива.

— Я совсем не пью. Пробовал ходить часами по улицам до полного изнеможения. И это не помогает. Все равно не могу спать.

— Я дам вам таблетки, — сказал Равик. — Пройдемте со мной наверх.

— Возвращайся, Равик, — крикнул Морозов ему вдогонку. — Не покидай меня, брат!

Женщины, сидевшие в углах зала, удивленно взглянули на него. Затем снова принялись вязать и читать с таким усердием, словно от этого зависела их жизнь. Равик вместе с Финкенштейном поднялся к себе в номер. Когда он открыл дверь, ночная прохлада — окно было распахнуто настежь — обдала его темной холодной волной. Он глубоко вздохнул, включил свет и быстро огляделся. В комнате никого не было. Он дал Финкенштейну снотворное.

— Благодарю, — сказал тот, едва заметно шевеля губами, и выскользнул как тень.

Теперь Равик окончательно понял, что Жоан не придет; собственно говоря, он знал это уже утром. Он только не хотел в это верить. Он обернулся, словно услышал у себя за спиной чей-то голос. Все вдруг стало совершенно ясно и просто. Она добилась своего и теперь не спешит. Да и чего он мог от нее ждать? Ждать, что она бросит все ради него и вернется? Какая глупость. Конечно, она нашла кого-то другого, и не просто другого человека, но и совсем другую жизнь, от которой не собирается отказываться!

Равик снова спустился вниз. Он ничего не мог поделать с собой.

— Мне кто-нибудь звонил? — спросил он. Портье, только что явившийся на ночное дежурство, отрицательно покачал головой. Рот у него был набит чесночной колбасой.

— Я жду звонка. Если позвонят, я внизу.

Он вернулся в «катакомбу» к Морозову.

Они сыграли партию в шахматы. Морозов выиграл и самодовольно огляделся. Женщин в зале уже не было — никто не видел, как они ушли. Он позвонил в колокольчик.

— Кларисса! Графин розового, — сказал он. — Этот Финкенштейн играет, как автомат. Даже противно становится! Математик… Ненавижу совершенство! Оно противоречит самой природе человека. — Он взглянул на Равика. — Чего ты торчишь здесь в такой вечер?

— Жду звонка.

— Опять собираешься отправить кого-нибудь на тот свет по всем правилам науки?

— Вчера я действительно вырезал одному больному желудок.

Морозов наполнил рюмки.

— Вырезал желудок, а сам сидишь со мной за бутылкой вина, в то время как твоя жертва мечется в бреду. В этом есть что-то бесчеловечное. Хоть бы живот у тебя разболелся, что ли.

— Ты прав, Борис, — ответил Равик. — В том-то и ужас всей жизни, что мы никогда не чувствуем последствий наших поступков. Но почему ты хочешь начать свою реформу именно с врачей? Начни лучше с политиков и генералов. Тогда на всей земле утвердится мир.

Морозов откинулся на спинку стула и посмотрел на Равика.