Триумфальная арка - Эрих Ремарк (1946)

— Пить ничего не хочу, Борис. Но я чертовски голоден.

— Ладно. Пойдем ужинать. А пока что… — Морозов достал из холодильника ржаной русский хлеб, огурцы, масло и баночку икры. — Замори червячка. Икра — подарок шеф-повара «Шехерезады». В знак особого расположения.

— Борис, — сказал Равик, — не будем ломать комедию. Я встретил его перед «Озирисом», убил в Булонском лесу и закопал в Сен-Жермене.

— Тебя кто-нибудь видел?

— Нет. Возле «Озириса» никого не было.

— А где-нибудь еще?

— В Булонском лесу какой-то человек прошел по лужайке. Но все уже было кончено. Он лежал в машине. Снаружи можно было видеть только меня и машину. Меня рвало. Ничего особенного, могло стошнить после выпивки.

— Что ты сделал с его вещами?

— Закопал. Монограммы и этикетки срезал и сжег вместе с документами. У меня остались только деньги и багажная квитанция. Он еще вчера выписался из отеля и собирался уехать сегодня утром.

— Черт возьми! Действительно повезло! Остались следы крови?

— Никаких. Крови почти не было. В «Принце Уэльском» я уже рассчитался. Чемодан привез сюда. Люди, с которыми Хааке был связан в Париже, скорее всего подумают, что он уехал. Если забрать багаж, от него не останется и следа.

— Его хватятся в Берлине и пошлют запрос местным властям. — Если получить багаж, никто не сможет узнать, куда он уехал.

— Узнают. Ведь он не использовал свое место в спальном вагоне. Билет ты уничтожил?

— Да.

— Тогда сожги и квитанцию.

— Ее можно переслать в багажную экспедицию и распорядиться отправить чемоданы до востребования в Берлин или куда-нибудь еще.

— Нет смысла. Лучше сожги. Не надо слишком хитрить. Это только насторожит полицию. А так выходит очень просто, исчез человек, и все. В Париже это бывает. Если начнется следствие, возможно, удастся выяснить, где его видели в последний раз. В «Озирисе». Ты заходил туда?

— Зашел на минуту. Я его видел, он меня — нет. Потом дожидался его на улице, там нас никто не видел.

— Могут справиться, кто был в то время в «Озирисе». Роланда, пожалуй, вспомнит, что ты заходил.

— Я бываю там часто. Это еще ни о чем не говорит.

— Лучше, чтобы тебя не допрашивали. Эмигрант, без документов. А Роланда знает, где ты живешь?

— Нет. Но она знает адрес Вебера. Он у них официально практикующий врач. Впрочем, Роланда скоро уходит из «Озириса».

— Все равно будет известно, куда она уехала. — Морозов налил себе рюмку. — Равик, по-моему, тебе нужно скрыться на несколько недель.

Равик посмотрел на него.

— Легко сказать, Борис. Но куда?

— Куда угодно, лишь бы можно было затеряться в массе людей. Поезжай в Канн или в Довиль. Сезон в самом разгаре — поживешь тихо и незаметно. Или в Антиб. Там ты все знаешь. Никто не спросит у тебя паспорта. А я всегда смогу справиться у Вебера или Роланды, разыскивала ли тебя полиция как свидетеля. Равик отрицательно покачал головой.

— Самое лучшее — оставить все как есть и продолжать жить, словно ничего не произошло.

— В данном случае ты не прав.

Равик посмотрел на Морозова.

— Нет, я останусь в Париже. Я не хочу бежать. Иначе я не могу поступить. Неужели тебе это непонятно?

Морозов ничего не ответил.

— Прежде всего сожги квитанцию, — наконец сказал он.

Равик вынул бумажку из кармана и сжег над плоской медной пепельницей. Морозов вытряхнул пепел в окно.

— Так, с этим покончено. У тебя осталось еще что-нибудь от него?

— Деньги.

— Покажи.

Морозов осмотрел кредитки.

— Что ж, деньги как деньги. Их вполне можно использовать. Что ты собираешься с ними делать?

— Пошлю в фонд помощи беженцам, не открывая своего имени.

— Разменяешь завтра, пошлешь через две недели.

— Хорошо.