Мотылек - Анри Шаррьер (2014)

Все это Квик-Квик объясняет, не поворачивая головы в мою сторону. Мы идем гуськом: впереди чушка, за ней он, а следом я. Лихорадочно соображаю: не похоже, чтобы он намеревался запихнуть меня в угольную яму. Зачем тогда ему брать меня с собой осматривать лодку? Уже понес затраты на побег – вот мешки купил.

– Яма-то обвалилась. Дождь, черт его побери! Налило столько воды, что все раскисло. В этом нет ничего удивительного.

Но он и не подумал взглянуть на яму, а вошел прямо в хибару. Я не знал, что сказать и что предпринять. Притвориться, что ничего не заметил, вряд ли пройдет. Довольно-таки странно пребывать целый день на острове и ни разу не подойти к яме, до которой от жилья всего-то метров двадцать пять.

– У тебя же огонь погас.

– Да? Не обратил внимания.

– Значит, ты ничего не ел?

– Нет. Но я и не голоден.

– Нездоровится?

– Нет.

– Тогда почему же не поел супу?

– Сядь, Квик-Квик. Надо поговорить.

– Позволь сначала развести огонь.

– Не надо. Хочу с тобой поговорить, пока еще светло.

– Что случилось?

– А то, что яма обвалилась и обнажила трех человек, которых ты поджариваешь в ней. Можешь ты это объяснить?

– Ах вот что тебя беспокоит! – И, нисколько не смутившись, он посмотрел мне прямо в лицо. – После такого открытия ты места себе не находишь. Понимаю, это вполне естественно. Счастье еще, что ты не запорол меня ножом в спину. Послушай, Папийон, эти трое были ищейками. С неделю, точнее, десять дней тому назад я продал Шоколаду хорошую партию древесного угля. Китаец, которого ты видел здесь, помог мне вытащить мешки с острова. Сложное это дело: с помощью веревки длиной более двухсот метров приходится тянуть целый поезд из мешков по трясине. Короче, отсюда до ручья, где стояла пирога Шоколада, мы порядком наследили. Некоторые старые мешки прохудились, и из них вываливался уголек. По этим следам и стал кружить первый охотник. По крику зверей я понял, что в буше творится неладное. Я его засек, а он меня не заметил. Зайти с противоположной стороны и, сделав полукруг, напасть сзади никакого труда не составило. Дурень отправился на тот свет, даже не увидев, кто его порешил. Я тебе уже говорил, что трясина засасывает людей, но через несколько дней она выбрасывает трупы на поверхность. Поэтому я притащил его сюда и свалил в яму.

– А другие двое?

– С другими произошло то же самое за три дня до твоего прихода. Ночь выдалась очень темная и тихая, что редко случается в буше. Те двое уже с вечера ошивались вокруг острова. Один охотничек, когда дым гнало прямо на них, время от времени покашливал. По кашлю я и определил их присутствие. Перед самым рассветом я рискнул перейти трясину со стороны, противоположной той, где слышался кашель. Если ближе к делу, то первой ищейке я перерезал горло. Он даже не пикнул. А второй, вооруженный охотничьим ружьем, проявил неосторожность и обнаружил себя – ему так не терпелось поскорее узнать, что же творится на острове. Я сделал один выстрел, но, поскольку он был еще жив, пришлось дорезать ножом. Вот, Папийон, пожалуй, и все о той троице, которую ты видел в угольной яме. Два араба и француз. Пришлось мне с ними повозиться, прежде чем перетащил всех на остров. Хитрая штука, надо сказать, нести покойника на плече через трясину. И тяжелые были, сволочи.

– Это действительно так?

– Клянусь, Папийон, так и было.

– Почему не сбросил их в болото?

– Я уже говорил, что трясина выбрасывает трупы. Иногда в нее попадаются большие лани, а через неделю оказываются на поверхности. Стоит ужасная вонь от разложения падали, пока ее не сожрут грифы. А это долго, к тому же крик и кружение хищных птиц привлекают любопытных. Папийон, со мной тебе нечего бояться. Для большей уверенности возьми ружье, если хочешь.

У меня чесались руки взять ружье, но я подавил в себе это дикое желание и как можно естественнее ответил: