Миртаит из Трапезунда - Дени Брант (2021)

– Ничего, – помедлил было я, но тут же решил рискнуть. – Мне нужно передать сообщение для прислужницы деспины Трапезунда.

– Какой из трех? – со всей серьезностью воспринял мои слова Дрозд.

Я растерялся, раздумывая, стоит ли называть стражнику имя Элени.

– В любом случае все девушки вместе с деспиной находятся на загородной прогулке и вернутся во дворец к вечеру. Если твое сообщение срочное, то я могу договориться и отправить гонца.

– Нет, не нужно гонца, – спохватился я, предчувствуя, что совершаю очередную глупость. – Мое сообщение не очень важное и вполне может подождать до вечера.

Во избежание дальнейших расспросов Дрозда, я поспешил удалиться с женской половины двора. Мне не везло, и я слабовольно решил подождать того, что будет происходить дальше, ведь все мои попытки встретить Элени в саду, где мы с девушкой впервые поцеловались, также не увенчались успехом.

Время шло, и моя жизнь в Трапезунде приобретала определенный ритм и распорядок. Ливадин не стеснялся и в полной мере загружал меня канцелярской работой, поручая составление документов, большая часть из которых непременно шла на подпись к императору Василию.

Во всеуслышание учитель хвалил мой почерк, и его одобрение откровенно льстило мне. Пусть я жутко не любил корпеть над бумагами, но старался делать порученную мне работу на совесть, чтобы ни в коем случае не обмануть доверие Ливадина. Без лишнего бахвальства скажу, что по сравнению с придворными писарями Цитадели, не прошедшими суровой школы столичного скриптория, мой почерк был хорош, хотя прежде в Константинополе я никогда не был в числе лучших.

К моему разочарованию никаких особенных распоряжений в связи с присвоением мне чина миртаита, как предполагал Ливадин, не последовало. Не скрою, я жаждал перемен, в глубине души надеясь покинуть скучный архив и забыть о нудной бумажной работе. Пожалуй, только получение первого жалования сумело немного скрасить мою печаль, и я даже уговорил себя смириться со своим нынешним положением. По крайней мере, на какое-то время.

Не обходились мои дни и без учебы, от которой я при каждом удобном случае старался отлынивать. Несмотря на обилие дел, которые принесла Ливадину его новая должность при дворе, учитель настоял на продолжении наших с ним занятий риторикой и декламацией. От этих уроков я видел мало проку. Однако дважды в неделю я с обреченным видом спускался в кабинет Ливадина и зачитывал ему какую-либо из речей Платона или Аристотеля, которые вскоре знал уже наизусть.

Ливадин не уставал критиковать меня за отсутствие какой-то там особенной выразительности в голосе, а когда вместо того, чтобы выполнить очередное задание моего учителя и самостоятельно составить речь на определенную им тему, я упрямо начинал воспроизводить по памяти рассуждения кого-то из видных философов древности, Ливадин то весело смеялся, в очередной раз, поражаясь возможностям моей памяти, то нещадно ругал за отсутствие малейших способностей к высокому риторическому слогу. Мне же ничего не оставалось, как стойко сносить испытание риторикой и декламацией в надежде, что подобное времяпровождение вскоре наскучит моему учителю, и в один прекрасный день он решит оставить меня в покое.

Впрочем, одними уроками Ливадина мои мучения не ограничивались. По четвергам мне вместе с писарями архивной канцелярии и несколькими молодыми людьми из других придворных ведомств следовало посещать занятия господина Иовы, который совершенно неожиданно обнаружил неплохие знания античной латыни. К моему полнейшему неудовольствию Ливадин решил, что мне жизненно необходимо освоить этот древний язык. Так к декламации и риторике добавились безжалостные пытки латынью.

Свободное время, которое у меня иногда появлялось, я проводил либо на конюшне с Агваном, добродушным парнем, с которым мы быстро стали добрыми приятелями, либо в городе с моим новым мусульманским другом Демиром.