Следы в Крутом переулке - Валерий Винокуров, Борис Шурделин (1989)

С чего бы это в тумбочке возле кровати валяется винтовочный патрон — не просто гильза, а с пулей? Глиняный бочонок-копилка — почему-то в мешке со старыми рубахами? А почему на подоконнике неровной стопкой сложены фанерки, более или менее похожие на паркетные плитки?

«Все это нужно в одну кучу», — решил Малыха. Вскочил с дивана. Машинально сунул патрон в карман. Остальное барахло собрал, запихал в полотняный мешок из-под рубах. Глянул на часы: скоро вернутся с кладбища, а у него еще чердак впереди. Может, не связываться с ним?..

Он прошел на кухню, отодвинул от стены железную лестницу, привинченную вверху, полез по ней. Люк был закрыт на крючок и засов. Справился и с тем, и с другим. Выбрался на чердак. Поразился: такого обилия всевозможного хлама вовек не видывал. Вспомнил: Вера рассказывала, что Надя навела порядок в доме Павла Ивановича — много чего повыбрасывала на чердак, в сарай; муж поворчал-поворчал, да решил, что права жена. Ага, значит, Петрушин не против был, значит, самое для него нужное сюда не попало.

Малыха прошел, согнувшись, чтоб не стукнуться головой о балки-бревна, к маленькому оконцу. Протер его ладонью. И увидел трех сестер, поднимавшихся по скользкому склону — дом Петрушина стоял на возвышении. Он поспешил спуститься с чердака, торопливо закрыл люк, приставил дребезжавшую лестницу к стене.

Первой вошла в дом Софья. Натягивая штормовку и не выпуская из рук мешок, Малыха пошел сестрам навстречу. От штормовки тянуло сыростью: за ночь не высохла и, натянутая на грудь, на плечи, словно бы сжала Малыху со всех сторон.

— Надя, смотри, — чуть ли не закричала Софья, — он что-то уносит.

Надежда равнодушно глянула на мешок и молча прошла в кухню.

— Гриша, что это? — встревоженная, спросила Вера.

— Да это мое. С чем пришел, с тем и ухожу, — ответил Малыха, протянул руку, чтобы и Веру вести за собой, но она как-то нервно, испуганно отшатнулась.

Малыха подумал, что на кладбище произошли какие-то события, взволновавшие сестер, но решил не любопытничать: все равно узнает, не сейчас, так через час.

16

К одиннадцати часам Привалов закончил со своими сотрудниками просмотр текущих дел: как ни был он сосредоточен на петрушинском деле, были и другие.

Мы с Чергинцом пришли чуть раньше и дожидались в приемной. Когда из кабинета выходили работники прокуратуры, Привалов увидел нас в открытую дверь и пригласил войти.

— Сейчас подойдет Костюченко, — сообщил прокурор. — А пока хочу вам обоим сказать следующее. Конечно, должен был сказать это раньше, но, виноват, не выбрал времени. Так вот, мы благодарим вас обоих за помощь в том осеннем, сличковском деле. Словом, решили привлечь вас обоих к новому делу. — Привалов пристально посмотрел на взволнованного Чергинца. — К тебе, Сережа, особая просьба. Ты понимаешь? Ведь твои дядья были в партизанах, погибли, сам знаешь как. В общем, вы меня поняли: не исключено, что дело Петрушина связано с гибелью партизанского отряда. Считаю своим долгом сразу вас предупредить.

В таком же деловом тоне пересказали мы прокурору то, что уже успели обсудить с Сергеем. И прежде всего сообщили о том, что видел Сергей ночью, возвращаясь со смены. Но, как показалось мне, ничего нового Привалов в той информации не нашел. Однако он явно давал нам понять, что мы с Сергеем ему нужны, и, видимо, для чего-то большего, такого, о чем я пока догадаться не могу.

Костюченко вошел в кабинет так, словно уже не в первый раз встречался с нами в такой обстановке. Он приветливо поздоровался. Привалов ответил ему кивком головы и вопросительным взглядом. Костюченко, как бы оправдываясь за опоздание, сразу приступил к делу.

— Ну, конечно, первое слово — мне. Думаю, моя информация не опровергнет ваши версии?

Он занял место за столом, скрестил руки на могучей груди, лицо его сразу стало серьезным. Этот человек умел работать.

И вот что мы от него услышали.