Следы в Крутом переулке - Валерий Винокуров, Борис Шурделин (1989)

Партизанский отряд, дислоцировавшийся в плавнях и насчитывавший в своем составе сорок три человека, готовился к своей последней акции. Последней потому, что отряд должен был уйти из плавней в связи с их затоплением и надвигавшейся зимой.

Последняя акция — это вывод из строя фашистской нефтебазы. Запас горючего на ней был достаточным, чтобы, так сказать, прокормить немецкую технику в течение полутора месяцев. Партизанское командование решило взорвать нефтебазу, хотя это было связано со значительным риском. Могли пострадать — и действительно отчасти пострадали — жилые дома на Довгалевке и, в меньшей степени, на Торговице. Но, что поделаешь, на войне как на войне. Операция, если говорить в целом, не удалась, хотя значительная часть нефтебазы в последний момент была разрушена. Поначалу можно было рассчитывать на больший успех. Высадка прошла по плану. Три группы двигались к нефтебазе. Две — в обход, одна — со стороны Днепра. Но обе группы, шедшие в обход — в этих группах как раз и были специалисты-подрывники, — наткнулись на подготовленную оборону немцев и помогавших им полицаев. Стало ясно, что фашисты были оповещены о готовящейся операции, ибо никогда прежде на направлениях, выбранных для групп, шедших в обход, не было такой мощной охраны. Как потом выяснилось, буквально перед самой операцией на эти участки подошли специальные части для охраны. И две основные группы партизан были уничтожены: кто не пал в бою, тот был через неделю казнен. Третья же группа, которой не предназначалась по плану ведущая роль, двигалась со стороны Днепра и должна была обеспечить отход и включиться в действия уже после взрыва. Она состояла из девяти человек, возглавлял ее командир отряда. Поняв, что с двумя другими группами что-то произошло — услышав перестрелку, вскоре перешедшую в бой, — командир отряда Василий Федорович Волощах бросился туда. О том, как погиб командир, ничего толком неизвестно. Оставшиеся попытались выполнить задачу. Им удалось проникнуть на территорию нефтебазы и частично, с помощью гранат взорвать хранилище. Этим восьмерым затем удалось уйти в город. Один из них умер от ран во время оккупации, трое скончались после войны. Живы, таким образом, четверо. В деле о гибели партизанского отряда есть шесть отчетов. Костюченко обратил внимание на некоторые несовпадения.

— Человеческая память — инструмент несовершенный, — сказал он, — тем более, что столько тягот выпало на долю этих людей, столько событий им пришлось пережить, что можно понять и оправдать несовпадения.

— Кто же эти четверо? — спросил его прокурор.

Спросил так, что стало ясно: он-то уже, конечно, знает, по просит помощника ввести в курс дела нас с Чергинцом.

— Как вам перечислять? — Костюченко с ухмылкой посмотрел на Привалова. — По степени недоверия?

— Костюсь, это недопустимо.

— Я хотел сказать, — тот подыскал точное выражение, — по степени недоверия к памяти, ну, по возрасту, что ли.

— Перечисляй, как тебе удобнее.

— Итак, номер один. Баляба Федор Корнеевич. — Никаких записей, даже мятого листка в руках у Костюченко не было. Хотя я знал, что память у него — цепкая и долгая, все-таки надеялся, что он воспользуется своими или чужими записями. — Шестьдесят два года. Украинец. Беспартийный. В 1944–1945 годах — в рядах Советской Армии, имеет боевые награды. Сын, кстати, работает в милиции, участковым на Старом соцгороде. Жена Балябы — двоюродная сестра небезызвестного Прокопа Сличко. Во время оккупации она с детьми жила в селе, в Кохановке. Возвратилась после освобождения Новоднепровска. Место жительства — Богучарово. До войны жили там же. Баляба с женой работают на нефтебазе. На новой, понятно.

Привалов сделал какие-то пометки на откидном календаре.

— Не знаешь, почему Баляба не на пенсии?

— Разве старого партизана уговоришь на пенсию? — ответил Костюченко.

— Пошли дальше, — предложил прокурор.

— Номер два. Мелентьев Иван Дементьевич. Пятидесяти шести лет.