Ева - Артуро Перес-Реверте (2018)

Фалько захлопнул крышку чемодана, бросил мусор и окурки в корзину, постаравшись создать впечатление, будто постоялец покинул номер добровольно и незаметно. Потом подумал о том, сколько времени займет путь отсюда на улицу и удастся ли избежать нежелательных встреч. И что будет, если на лестнице он столкнется с этим самым Гаррисоном и тот его узнает, – или, что вовсе не исключено, с самой Евой Неретвой. У обоих номера на втором этаже. С мыслями об этом он проверил, дослан ли патрон в ствол браунинга, и вышел в коридор, подхватив чемодан.

Держа его в левой руке, направился к лестнице. Уборщицы еще не дошли до площадки второго этажа. Стараясь ступать бесшумно, Фалько спустился и взглянул в сторону номеров 201 и 210. Без сомнения, она в последнем, подумал он. Еще спит или только что проснулась.

Он почувствовал странную боль в сердце – то ли от воспоминаний, то ли от предчувствий. А может, это были и сами чувства – вопреки утверждению адмирала, что у него, у Фалько, не злые чувства превалируют над добрыми, а вообще отсутствуют чувства как таковые. И теперь, в коридоре, рядом с 210-м номером эти странные ощущения чересчур разволновали его – чересчур или в самую меру? Лишили столь необходимого в такую минуту душевного равновесия. И заставили мышцы напрячься, а мозг – заработать быстрее, ибо он знал, что это волнение делает его уязвимым. Ставит его под удар. И подвергает опасности.

Как ни странно, слово «опасность» вернуло ему спокойствие. И способность к хладнокровному расчету. Внезапно ему в голову пришло, что, раз уж он здесь и у него с собой глушитель, может быть, стоило бы воспользоваться случаем – зайти в номер Гаррисона и застрелить его. Тут-тук, вам записка. А потом негромкий хлопок – и одной проблемой меньше, и горизонт чище. Двое врагов за краткий срок выведены из игры. Однако что-то подсказывало ему, что с американцем так легко может не получиться. Фортуна, конечно, помогает отважным, но все же импровизации порой если выходят, то боком. И не надо так уж часто – дважды за двенадцать часов – испытывать судьбу.

Он спустился в холл, сжимая в кармане стофранковую купюру – оружие, которое порой предпочитал любому другому, – на тот случай, если портье примется задавать вопросы. И точно.

– Прошу прощения, мосье… Вы живете в нашем отеле?

Портье был другой. В восемь произошла пересменка. Фалько опустил забрало своей лучшей улыбки и подошел к стойке. Напряжение захлестнуло его невидимой петлей. Нет, это дело стрельбой не решишь.

– Мой приятель, господин Трехо, попросил меня забрать из его номера кое-какие вещи, – он показал чемоданчик. – И я их несу.

Портье был тщедушный лысоватый француз средних лет в потрепанном пиджаке с двумя скрещенными золотыми ключиками на лацканах.

– Какой номер?

– Триста восьмой.

Портье убедился, что ключ висит на крючке в своем гнезде.

– Ваш сменщик утром открыл мне номер, – объяснил Фалько, продолжая улыбаться.

Портье взглянул на чемоданчик с зарождающимся подозрением, которому, впрочем, ловко сунутая стофранковая бумажка не дала окрепнуть и развиться.

– Передайте ему это, как увидите. Он оказал мне большую услугу.

Сто франков исчезли в кармане.

– Большое спасибо, мосье.

– Да нет уж, любезный, – улыбка Фалько стала еще шире. – Это вам большое спасибо.

Он забросил чемодан на мусорную свалку неподалеку от ограды порта и отправился в свой «Континенталь». Начиналась мигрень, и прежде всего он зашел в ресторан и попросил кувшин горячего молока, поджаренный хлеб и масло, а в ожидании заказа принял таблетку кофе-аспирина. Потом неторопливо позавтракал, листая газеты.

ПОСЛЕДНИЕ ДНИ РЕСПУБЛИКАНСКОГО СУХОГРУЗА. ТРАГЕДИЯ КАЖЕТСЯ НЕИЗБЕЖНОЙ.